Несчастная женщина закрыла глаза, тяжело вздохнула, стараясь сдержать непрошеные слезы. Еле слышно прошептала:
– Миша! Джорджи! Родные мои, любимые, где вы?
Ответом ей была тишина.
* * *
Наталия Сергеевна Брасова умерла в промозглый зимний день 1952 года, 23 января. Произошло это в Париже, вдали от родных пенат. Некогда одна из богатейших женщин России окончила земной путь в полной нищете. Не осталось даже денег на похороны. Такая вот горькая гримаса судьбы…
Представители церковной общины, русские эмигранты, узнав о ее смерти, деньги все-таки собрали. На надгробную плиту средств не хватило, но все же… Хорошо хоть за место на кладбище Пасси не нужно платить – Брасова заранее выкупила его для себя рядом с могилой сына Георгия.
Агент похоронного бюро никак не мог тогда, в горьком для нее 1931 году, когда погиб сын, взять в толк, зачем ей, молодой еще женщине, так рано беспокоиться о месте своего последнего упокоения?! И тогда Наталия Сергеевна, чуть приподняв вуаль, глухим от сдерживаемых рыданий, но все же твердым голосом, сказала:
– Это – мой каприз, понимаете? И я привыкла, чтобы мои желания исполнялись…
Агент, конечно, знал, кто стоит перед ним. Он молча, не задавая больше никаких вопросов, оформил необходимые бумаги. «Каприз» Брасовой был исполнен. И вот сейчас, спустя годы, ее непреклонная настойчивость оказалась как нельзя кстати.
…Людей на кладбище Пасси, пришедших проводить Наталию Сергеевну в последний путь, собралось совсем немного. Доля эмигрантская для большинства из тех, кого ветер революции пригнал когда-то сюда, во Францию, оказалась очень нелегкой. Многих уже не было в живых. А те, кто еще не покинул этот мир, и продолжали нести в сердце горечь утрат, пролили за прошедшие годы так много слез, что к этому дню, скорее всего, их просто не осталось. И сантиментов тоже. Может, поэтому и не было цветов во время похорон? Или причина в ином – просто дороги они в это время года в Париже?
Место цветов заняли свечи. Хоть и тоненькие они, а пламя разгорается все ярче. Особенно хорошо это видно в сумерках – в январе рано темнеет.
Вот и вырос небольшой могильный холм. Рядом с ним с трудом воткнули в промерзшую землю простой деревянный крест. По православному обычаю, которому уже много веков. Так закончилась жизнь той, которая когда-то одним лишь видом своим, легким поворотом головы, взглядом – сводила с ума, завораживала, околдовывала. И несть числа было ее поклонникам… Как чисто женской пленительной красоты, так и высокого положения в обществе. Теперь же все это безвозвратно ушло…
– Боже мой, а ведь она могла стать нашей царицей! – воскликнула вдруг одна из женщин. – И такой горький конец!
Ее соседка сокрушенно вздохнула:
– Да уж, неисповедимы пути Господни…
Постояли еще немного возле свежей могилы, помолчали. Каждый думал о своем, наболевшем, и, хочешь, не хочешь – о бренности земной жизни. Пришедшие в этот день на похороны русские люди, которых теперь принято называть «бывшими», перекрестились, и тихонько потянулись по вытоптанной в снегу дорожке, петлявшей между могил, к широкой кладбищенской аллее. Она вела к выходу – туда, где продолжалась жизнь.
Неумолимое время отсчитывало сначала месяцы, потом годы. Никто не приходил поклониться заброшенным могилам Наталии Сергеевны Брасовой и ее сына Георгия. И они ветшали, даже надписи с их именами уже стали еле заметны.
Но жизнь тем и интересна, что порой загадывает загадки и преподносит сюрпризы. Именно так и произошло через тринадцать лет после смерти несчастной женщины.
В один из дней 1965 года на кладбище Пасси появился русский. Нет, он не из эмигрантов – какой-то приезжий из Советского Союза. Служители сразу выделили его из числа посетителей, ведь из-за «железного занавеса» тогда мало кому удавалось вырваться на Запад. Этому – удалось. Значит, определенно непростой человек.
Молча ходил он между могилами, словно искал что-то. Прошел мимо места последнего упокоения бывшего французского посла в императорской России Мориса Палеолога, плененного в свое время красотой Наталии Сергеевны Брасовой. И вот ведь как бывает – похоронены они буквально рядом друг с другом.
На обратном пути незнакомец зашел в кладбищенскую контору и с горечью сказал:
– Не многого же стоит русская эмиграция, если могилы жены и сына Михаила Романова находятся в таком ужасном состоянии.
Посетитель не представился. Так и осталось неясным, какое ему дело до давно ушедших в мир иной Брасовых. Впрочем, это не так уж и важно. Главное, реплика его, произнесенная с еле скрытым презрением, подействовала как удар хлыстом – наотмашь. Члены общины словно очнулись от долгого летаргического сна, прозрели. Стали по крупицам собирать деньги, и через несколько лет общую могилу Брасовых накрыла, как погребальным саваном, тяжелая мраморная плита.
Так был соблюден декорум супруги великого князя Михаила Александровича, а впоследствии, хоть и совсем недолго, императора Михаила II. Наталия Сергеевна очень заботилась об исполнении формальностей, отдании почестей при жизни. Ведь она была хоть и морганатической его женой, но – законной! И этого никто не смел отрицать.
Кто-то может сказать: когда человек переступает порог жизни вечной, все это уже не имеет никакого значения. И все же, все же… Мы живы памятью. Иначе – зачем живем?
Послесловие
В самом центре Санкт-Петербурга, на Марсовом поле (бывшем Царицыном лугу), где некогда проходили смотры гвардейских частей Русской императорской армии, горит вечный огонь: в память жертв Февральской революции. А их – несколько тысяч.
В музее Политической истории России, в разделе, посвященном Февральской революции, кроме различных экспонатов, представлено и множество фотографий. Они свидетельствуют: в те страшные дни 1917 года, когда в России рухнула монархия, в центре Марсова поля по приказу членов Временного правительства была вырыта очень глубокая яма. А на дне ее – гробы, гробы, гробы, число которых трудно сосчитать. Глядя на весь этот ужас, невольно приходишь к выводу: а ведь жертв могло быть еще больше, и намного, если бы… не великий князь Михаил Александрович.
Объяснение этому очень простое. Буквально рядом с Марсовым полем находится Миллионная улица, одна из старейших в городе. Именно здесь, в доме № 12, в квартире князей Путятиных, 3 марта 1917 года великий князь Михаил Александрович принял историческое решение: не венчать себя шапкой Мономаха, а восстановить гражданский мир и порядок в стране путем временного отказа от Верховной власти до решения вопроса о будущем государственном устройстве всенародно выбранным Учредительным собранием.
Михаил, никогда не стремившийся к власти, оказался по-настоящему мудрым политиком. Он блестяще использовал единственный шанс остановить революцию, следовательно, и убийства людей – подписал Манифест, в котором согласился воспринять Верховную власть «в том лишь случае», если на то будет воля народа. И хотя Учредительное собрание предполагалось созвать «в возможно кратчайший срок», он знал, что на подготовку и проведение выборов потребуется несколько месяцев. А это – именно тот отрезок времени, который был необходим для стратегического отступления и перегруппировки патриотических сил.
