Кстати, большинство туземцев славной Дикой дивизии были или внуками, или даже сыновьями бывших врагов России. Но теперь они сражались за нее по доброй воле, их никто к этому не принуждал. И в истории Дикой дивизии не было ни единого случая дезертирства!
В сентябре 1914 года формирование Кавказской туземной конной дивизии завершилось, и уже в октябре эшелоны с ее полками отправились в Украину, в Подольскую губернию, где в скором времени личному составу предстояло вступить в боевые действия с противником на Юго-Западном фронте.
В дивизии царило уважительное отношение к каждому воину. Рядовых здесь называли не «нижними чинами», как это было принято в Русской императорской армии, а «всадниками». У горцев вообще не существовало обращения на «Вы», поэтому к своим офицерам, генералам и даже к командиру дивизии великому князю Михаилу Александровичу все всадники обращались исключительно на «ты», что нисколько не умаляло значения и авторитета командного состава в их глазах и никак не отражалось на соблюдении ими воинской дисциплины. Она всегда была очень высокой.
Один из офицеров Ингушского полка, Анатолий Марков, вспоминал: «Отношения между офицерами и всадниками сильно отличались от таковых в регулярных частях… В горцах не было никакого раболепства перед офицерами, они всегда сохраняли собственное достоинство и отнюдь не считали своих офицеров за господ – тем более за высшую расу». Подчеркивает это и в очерке «Кавказская Туземная конная дивизия» офицер Кабардинского конного полка Алексей Арсеньев: «Отношения между офицерами и всадниками носили характер совершенно отличный от отношений в полках регулярной конницы, о чем молодые офицеры наставлялись старыми. Например – вестовой, едущий за офицером, иногда начинал петь молитвы или заводил с ним разговоры. В общем, уклад был патриархально-семейный, основанный на взаимном уважении, что отнюдь не мешало дисциплине; брани – вообще не было места… Офицер, не относящийся с уважением к обычаям и религиозным верованиям всадников, терял в их глазах всякий авторитет. Таковых, впрочем, в дивизии не было».
Документы полков и штаба Кавказской туземной конной дивизии донесли до нас имена героев боев, описание их подвигов и связанных с ними боевых эпизодов на всем протяжении войны с 1914-го по 1917 год. В этот период в дивизии служило в целом более 7000 всадников – уроженцев Кавказа (полки, понесшие потери в боях и сокращавшиеся за счет отчисления «вовсе от службы» всадников, в связи с ранениями и болезнями, четырежды пополнялись благодаря приходу с мест их формирования запасных сотен). Около 3500 из них были награждены Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями «За храбрость», а все офицеры – удостоены орденов.
В одном из донесений великому князю Михаилу Александровичу полковник граф И. И. Воронцов-Дашков, восхищенный отвагой всадников Кабардинского и 2-го Дагестанского конных полков, писал: «С чувством особого удовлетворения должен отметить геройскую работу полков вверенной Вашему Императорскому Высочеству дивизии. Промокшие от проливного дождя, идущего всю ночь, ослабевшие от 4-х дневной “уразы”
[109], всадники, по вязкой от дождя земле, стойко и стройно шли вперед под градом пуль, почти не залегая, и трепет обнимал противника, не выдержавшего такого стремительного наступления. Некоторые всадники – дагестанцы, чтобы быстрее наступать, снимали сапоги и босиком бежали в атаку. Пленных почти не брали: всадники были озлоблены поведением австрийцев, поднимавших руки, выкидывавших белые флаги и затем расстреливавших наших с близких дистанций; офицерам с трудом удалось вырвать из рук всадников около 20 австрийцев, принадлежащих ко всем четырем батальонам 97-го имперского полка, к 7-му драгунскому и 11-му гусарскому полкам».
По просьбе любимой жены Михаил взял к себе адъютантом князя Владимира Алексеевича Вяземского. Незадолго до этого, в доме Надежды Петровны Ламановой (Каютовой)
[110], Наташа познакомилась с его супругой, княгиней Александрой Гастоновной, и сразу же почувствовала к ней расположение. Приняв близко к сердцу стремление княгини Вяземской вырвать мужа «из железных когтей войны», она помогла решить, казалось бы, неразрешимую проблему: чтобы Вяземский был «и на войне и без войны». Как пишет дочь княгини, Татьяна Аксакова-Сиверс
[111], в книге «Семейная хроника», «в такой комбинации чести было много, а риску мало, и мама, которая никогда не забывала то хорошее, что делали для нее люди, руководилась этим чувством благодарности в своих дальнейших многолетних отношениях с Брасовой».
Вскоре князь В. А. Вяземский, получив погоны прапорщика, был представлен великому князю. Формально Владимира Алексеевича зачислили в Кабардинский полк, но он постоянно находился при штабе дивизии, точнее, при ее командире, с которым у него «сразу установились прекрасные отношения». Несмотря на очень высокий рост (Вяземский был на полголовы выше большинства воинов), он хорошо сидел на лошади, и этого было вполне достаточно для выполнения его несложных обязанностей.
Князя Вяземского в первые же дни его пребывания в дивизии поразила храбрость многих сослуживцев. И действительно, чего стоил один только Заур-бек Охушев! Служил когда-то эстандарт-юнкером в Ахтырском гусарском полку. Однажды его незаслуженно оскорбил полковник, и он дал тому в ответ пощечину. За это полагалась в ту пору смертная казнь. Но смельчаку удалось бежать в Турцию, и там, как мусульманина, его приняли в личный конвой султана Абдуль-Гамида
[112], который произвел его в майоры.
Но как только в России началась война, Заур-бек Охушев вернулся на Родину. Ему удалось получить высочайшее помилование, и вскоре его приняли рядовым всадником в Чеченский полк. За храбрость в боях наградили тремя Георгиевскими крестами. Он получил чин прапорщика, а затем и корнета. Именно о таких смельчаках, как Охушев, князь Вяземский сообщал жене в одном из писем: «Что касается всадников, то война для них – это праздник. Мусульманский фатализм горцев заставляет их забыть о страхе смерти… Своего начальника дивизии, Великого Князя, они обожают…»
И действительно, эти храбрые воины, отчаянно смелые в бою, сразу же приняли как родного и полюбили великого князя Михаила Александровича. Полюбили за то, что он – брат царя, но не только за это. Полюбили за его доступность, простоту и сердечность, за то, что он – прекрасный стрелок и отличный кавалерист. К тому же, командир умел, как надо, носить черкеску. А ведь это – особый шик, очень почитаемый горцами! И они называли его между собой как-то по-домашнему – «наш Михайло».
