На следующий день, перед возвращением в Гатчину, она опять навестила Веру. Вид у нее был ужасный, совсем не такой, как за день до этого. Она чувствовала, что умирает, и просила отвезти ее домой. Доктора, однако, не хотели выписывать ее сразу же после операции. Они уверяли родных, что больная вскоре поправится. Наташа, поверив им и несколько успокоившись, выехала в Петроград.
На вокзале ее встретили друзья – Кока и Маргарита Абаканович. Пройдясь вместе по магазинам, они решили пообедать в «Астории». Там оказался и великий князь Дмитрий, который тут же присоединился к компании. Он был в тот день в хорошем расположении духа, много шутил. Наташа не преминула написать об этой встрече в письме Михаилу. Ведь она не была влюблена в молодого человека, просто очень хорошо к нему относилась – что же ей скрывать?
Вскоре от Михаила пришло письмо, в котором он сообщал, что не сможет приехать домой на Пасху. На фронте шли ожесточенные бои, и он не вправе покинуть войска в столь трудный момент. И тут же добавил: всеми помыслами он вместе с Наташей, и сожалеет о том, что не сможет пойти вместе с ней в дворцовую церковь в светлый праздник…
Что же делать? Ей очень хотелось пойти в Пасхальную неделю в храм, но Наташа опасалась, что некоторые из бывших знакомых могут, как и встарь, отнестись к ней с предубеждением. Поразмыслив, она решила пойти не в главную церковь, а в другую, расположенную недалеко от города. И в то же время обратилась за разрешением посетить – одной, без Михаила, церковную службу к управляющему Гатчинского дворца Крестьянинову.
Но вскоре выяснилось, что разрешение ей не потребуется. Великий князь Дмитрий, которого она встретила 17 марта и пригласила в гости, с радостью выразил готовность приехать в Гатчину на Пасху. А вместе с ним она могла спокойно идти молиться в придворный храм, впрочем, как и в любой другой. Слухи, сплетни, домыслы – какое ей до них дело? Наташу давно уже перестали волновать людские пересуды.
В Гатчине оставалось немало тех, кто притих после Наташиного замужества, и надеялся, что прошлые выпады против нее, благодаря лести и заискиванию, будут забыты. Но оставалась и «старая гвардия» – те, кто не мог переносить молодую женщину, независимо от того, замужем она за великим князем или нет. Однажды у Варшавского вокзала один из таких Синих кирасир плюнул вслед автомобилю, в который она садилась. Все люди, находившиеся на привокзальной площади, видели это. А однажды вечером, когда Наташа пришла в кинотеатр вместе с Николаем Джонсоном, тот же офицер громко засвистел, едва она появилась в зале. Бороться с такими выпадами она могла, лишь надев маску холодного безразличия.
Михаила подобные инциденты выводили из себя. В одном из писем Наташе он с грустью заметил, что стал теперь смотреть на людей другими глазами. Раньше все они казались ему милыми и добрыми, теперь же он осознал, что действительно порядочных и честных людей не так уж и много. Что же касается Наташиного обидчика… Михаил тут же порвал с ним отношения, и заметил, что если встретится случайно, то руки не подаст, и обращаться с ним станет так же, как тот – с Наташей.
Оскорбления, унижения со стороны окружающих – все это продолжалось очень долго. Но судьба готовила удар, по сравнению с которым все прошлые неприятности и обиды меркли. 26 марта 1915 года, через четыре дня после Пасхи, пришло сообщение о том, что в Москве скончалась Вера. В течение двух месяцев Наташа потеряла обеих сестер.
Глава семнадцатая
Любовь или долг?
Узнав о смерти Веры, Михаил решил хотя бы на несколько дней вырваться в Москву, чтобы морально поддержать жену. Он встретил Наташу в доме Алексея Матвеева, откуда они все вместе отправились на кладбище, где была отслужена панихида по Ольге и Вере.
Из Москвы супруги выехали в Гатчину. Михаилу очень хотелось повидаться с сыном. Маленький Георгий болел, в обоих ушах у него образовались абсцессы. Началось это еще до приезда отца, Наташа очень волновалась, и писала Михаилу на фронт, что «бедный малыш» очень исхудал и побледнел, ручки у него стали словно ниточки, а косточки выпирают и торчат в разные стороны. Но мальчик такой спокойный, послушный, ничего не требует. Мать боялась, что он не задержится надолго в этом мире…
Для Михаила сообщение жены стало настоящим ударом, и он рвался к сыну. Успокоился немного, лишь увидев его. Георгий, хоть и был истощен болезнью, все-таки явно шел на поправку. Перед обедом Михаил немного поиграл с ним и с Татой в детской. И все же ему было очень грустно.
Приехав домой с фронта, пусть и на короткий срок, Михаил решил пригласить «господина ландыша» в Гатчину. Намерения Михаила были вполне дружелюбными. Он хотел показать Дмитрию, что не придает особого значения его увлечению Наташей. Но перепуганный Дмитрий ждал подвоха. Он не подошел к телефону, хотя Михаил звонил ему несколько раз домой. После этого муж в сердцах сказал Наташе:
– Это его вина, что мы так и не встретились.
Пришло в их дом и радостное известие. Спустя полгода после письменной просьбы Михаила узаконить положение Георгия, император, наконец, сделал это. Правда, ему пришлось напоминать, писать еще одно письмо – с фронта. Но… лучше все же поздно, чем никогда. 26 марта император подтвердил, что Георгию дарован титул графа Брасова. Однако имение самого Михаила по-прежнему оставалось под опекой. Если его убьют на фронте, вопрос о наследстве сына будет решен в соответствии с волей Николая II. Гарантий – никаких. А уж что касается возможной вдовы, она точно ничего не получит.
С тяжелым сердцем возвращался Михаил на фронт. Наташа проводила его до Брасова. А потом вернулась в Гатчину, чтобы продолжить переустройство и ремонт дома на Николаевской улице. Сделать это оказалось нелегко, дом был старый, постепенно рушился, и для его ремонта требовались большие средства, которых не хватало. У нее в душе боролись два чувства: с одной стороны, она хотела сделать их «семейное гнездо» уютным, элегантным, а с другой – Наташа не любила Гатчину. Все ей казалось здесь каким-то безжизненным, и она соглашалась с Джонсоном: городок следовало бы переименовать в «Помпеи».
Михаил, который по-прежнему зависел в финансовом отношении от воли монаршего брата, не мог оказать ей очень большую помощь. У него достаточно средств на достойную для семьи жизнь, но не более того. Когда ему нужны на что-то дополнительные средства, он должен обращаться непосредственно к Николаю. А ведь вскоре придется платить за аренду поместья Паддохерст. Только вот, доведется ли там когда-нибудь жить? Вряд ли…
Михаил писал старшему брату, что основная часть его средств уходит на содержание трех госпиталей для раненых. Вот и приходится выступать в роли просителя. А что делать? Выхода-то нет. Он хоть – и герой войны, но по закону все еще остается бесправным, по сути, человеком.
…Дом 24 на Николаевской улице требовал все новых и новых вложений. Наташа объясняла это тем, что круг ее знакомых постоянно расширялся, ее часто приглашали в гости, и она не могла отклонить многие приглашения. Вот ей и не хотелось, чтобы их дом в чем-то уступал жилищу новых друзей. Среди них был и депутат Государственной Думы от партии октябристов граф Д. П. Капнист
[131] с супругой. Этим знакомством Наташа очень дорожила: ведь как-то граф сказал Джонсону, что ради такой женщины, как она, мужчина может забыть абсолютно обо всем. Конечно, она написала об этом Михаилу. Что на это скажешь? Ее можно упрекнуть во многих недостатках, но чрезмерная скромность к ним явно не относится.
