С раннего детства ближе всех родных Михаилу была его младшая сестра Ольга, но несколько лет назад между ними пролегла пропасть: она, испугавшись неприятностей, которые мог принести ему роман с Наташей, перестала общаться с братом. А ведь он с пониманием отнесся к ее любви с Николаем Куликовским, и ждал такого же понимания с ее стороны. Но… ошибся в своих надеждах. С тех пор они не виделись. А сейчас были совсем близко друг от друга – великая княгиня Ольга работала сестрой милосердия во Львове.
Михаил Александрович был по натуре очень спокойным человеком, и эта его черта порой могла ввести в заблуждение: многим казалось, что он никогда не будет протестовать, что бы ни случилось. Но это совсем не так. С теми, кто обманывал его ожидания, наносил душевную травму, он порывал всякие отношения. Именно так случилось с его бывшим адъютантом А. А. Мордвиновым. И так могло произойти с любым, кто стал бы плохо отзываться о его Наташе. Он не впадал в ярость, просто возводил стену отчуждения между собой и обидчиком. В отличие от самой Наташи, которая всегда была готова ринуться в бой.
Она упрекала мужа, и как-то сказала: стоит кому-нибудь написать ему покаянное письмо, и он тут же этого человека простит. Михаил возразил: такое может быть только в том случае, если вина человека невелика. Такому же человеку, как Мордвинов, прощения не будет никогда. Возможно, он мог бы добавить – «и Ольге».
Сама великая княгиня хотела примирения, но не сделала ничего, чтобы оно состоялось. Хотя и знала прекрасно, что штаб Михаила находится всего в нескольких часах езды, он не раз бывал вместе с Наташей рядом, во Львове, включая девять дней в начале марта. Возможность встретиться с братом появилась у Ольги и месяц спустя, когда Наташа уехала домой, в Гатчину. Вскоре во Львов приехал и Николай II, который хотел посетить расположенную неподалеку и захваченную у австрийцев крепость Перемышль. Он думал увидеть там Михаила и организовать встречу родных. Ведь кроме него во Львов приехала великая княгиня Ксения – навестить сестру. Но, странное дело, в итоге Михаила на эту встречу не пригласили. Он прочитал сообщение о посещении императором Львова в какой-то местной газете. В чем же причина такой «забывчивости»? Вывод напрашивался сам собой: в дело вмешалась Александра Федоровна. Ведь если бы Михаил встретился с родными, это могло означать, что он окончательно прощен. А этого она допустить не могла.
Высокий боевой дух воинов Дикой дивизии во многом был основан на беззаветной преданности командиру, вере в его справедливость к любому бойцу. «Мы все были преданы ему», писал впоследствии полковник Половцов. А простые воины с любовью называли великого князя «джигитом Мишей». Это – комплимент высшей пробы, которым за все годы войны не был больше удостоен ни один русский офицер и генерал. Люди верили Михаилу Александровичу безоговорочно, и считали, что, обратившись к нему с любой просьбой, всегда найдут помощь и понимание.
Однажды произошло недоразумение в Ингушском полку. Один из бойцов взял в плен двух офицеров противника. За пленение одного офицера полагалась медаль, и ингуш решил, что ему должны дать две медали. Полковые офицеры пытались его разубедить, но он настаивал на разговоре с командиром дивизии. Его привели к великому князю и тот, выслушав бойца, рассмеялся:
– Что же я могу для него сделать?
Сослуживцы Михаила Александровича сказали в один голос:
– Вы должны сказать ему, что он неправ, Ваше Высочество.
– Я прекрасно знаю, что этот человек неправ, но он обижен. Он возлагает на меня надежды, а я не могу ему помочь.
Ингуш, слышавший этот разговор, обратился к великому князю:
– Не надо мне помогать. Я думал, они меня обманывают, но если ты говоришь то же самое, то это – правда. Не сердись на меня.
Михаил Александрович вручил бойцу медаль, и, чтобы смягчить ситуацию, подарил отважному воину двадцать рублей.
…Дикая дивизия пробыла на фронте уже полгода, и людям требовалась передышка. В конце апреля личный состав отозвали в тыл для переформирования и отдыха. Получил месячный отпуск и Михаил.
Он дважды виделся с братом в Царском Селе, пил чай вместе с матерью в Аничковом дворце. Но все остальное время проводил с любимой Наташей. Они ездили в компании друзей в Петергоф, гуляли по Гатчинскому парку, ходили в театр. Он, как обычно это бывало на отдыхе, много фотографировал, а потом, вновь оказавшись на фронте, с тоской и любовью рассматривал снимки, вспоминал дни, проведенные с семьей. Особенно ему нравилась одна из Наташиных карточек – та, где она была изображена в Петергофском парке, возле вишневого дерева. Изящный поворот головы, улыбка – сама нежность и красота.
На фронт Михаил вернулся 23 мая. Наташа провожала его до Брест-Литовска. Едва расставшись на станции, она отправила ему письмо, заканчивавшееся словами: «Ты знаешь, что у меня нет никого, кроме тебя, и моя жизнь принадлежит одному лишь тебе».
Дмитрий, которого Наташа не видела после Пасхи, хоть и надеялся, но так и не попал на фронт. Вместо этого он получил направление в Барановичи, и служил в Ставке. 24 мая поезд, в котором Наташа возвращалась в Гатчину, почти целый день простоял в Барановичах. Дмитрий четыре раза приходил повидать ее за десять часов вынужденной стоянки.
Приехав домой, Наташа написала ему письмо – доброе, нежное, но… ничего не обещающее. Оно явно обидело Дмитрия. Кому же приятно узнать, что надежды, пусть и дерзкие, как в данном случае, рухнули? Через несколько дней, в Петрограде, Наташа случайно увидела Дмитрия, ехавшего в машине по Большой Морской улице. Странно, но он даже не позвонил ей, никак не дал знать, что приехал в столицу. На этот раз обиделась Наташа, и написала об этом случае Михаилу.
В ответном письме он даже не пытался скрыть свою радость. Уверял жену, что вскоре ее дружбе с Дмитрием придет конец.
Дела на фронте складывались все хуже и хуже. Несмотря на стойкость и мужество наших воинов, шквальный огонь неприятельской артиллерии вынуждал русских к отступлению. 21 мая пал Перемышль, а 9 июня после кровопролитных боев враг захватил Львов.
Великий князь Михаил понимал, что одна из главных причин поражения – недостаток вооружения. 10 июня он писал с фронта жене: «…Мораль войск на фронте высока, меня беспокоит отношение русской общественности… В этом смысле нам следует брать пример с англичан. Они более упорны в достижении своей цели, чем мы, и никогда не бросают дело на полпути».
Наташа соглашалась с мужем, что плохо вооруженные воины под огнем противника – это ужасно! Причина ряда российских бед лежала на поверхности, только, к несчастью, многие старались закрыть на них глаза: «Как я уже говорила, наше отступление будет продолжаться не до самой границы, а до тех пор, пока немцы сами не остановятся…»
Отступление на фронте все продолжалось. Дикая дивизия вынужденно отступила за Днестр, неся чудовищные потери. Лишь за два дня в начале июня было убито и ранено более тысячи человек.
Но есть в письмах Михаила этого периода и оптимистичные ноты. В одном из них он прислал Наташе фотографии нового самолета и пилотов, писал о воздушных боях, в которых отважные летчики громили противника. Он так восторгался их мастерством и отвагой, что Наташа догадывалась: Михаил и сам мечтал подняться в небо. Только не писал об этом прямо, чтобы не волновать лишний раз жену.
