В театр она поехала с Михаилом и великим князем Борисом. Перед тем, как поднялся занавес, оба великих князя вошли в ложу, предназначенную для членов императорской фамилии. Наташе же пришлось довольствоваться другой, расположенной по соседству. Взгляды всех присутствовавших устремились на них. И что же? Оба великих князя, как зачарованные, смотрели на прекрасную женщину, которой запрещено сидеть на публике рядом с мужем. Да, она теперь жена, а не просто возлюбленная. Но в императорских театрах существовали строгие ограничения, и в этом смысле положение Наташи совершенно не изменилось.
Именно так все и выглядело… но только до конца первого акта. Как только начался антракт, оба великих князя поспешили в ложу, где сидела Наташа – с бутылкой шампанского и бокалами в руках. Всем зрителям тут же стало ясно: они предпочитали быть там, где находилась не признанная императорской семьей красавица.
Вечером следующего дня это трио отправилось в Малый театр на Фонтанке – обычный, не императорский. Здесь ограничений не было, и оба великих князя смотрели спектакль, сидя в одной ложе с Наташей. А спустя еще три дня, вновь оказавшись в Петрограде, они отправились в Михайловский театр. На этот раз молодая женщина сидела в ложе не одна, а со своими друзьями – семейством Шлифферов. В антракте повторилась та же история, что и в Мариинском. А еще через месяц они вновь оказались в этом прославленном театре. В тот вечер давали «Лебединое озеро». Партию Одетты-Одилии исполняла Матильда Кшесинская. Она, как всегда, царила на сцене. Но в антракте, когда занавес опустился, внимание всех опять было обращено к Наташе. Она казалась, как никогда, прекрасной. Недаром три великих князя не могли отвести от нее восторженных взглядов – Михаил, Борис и Андрей. Наташа была возбуждена всеобщим вниманием, сверкала бриллиантами и чарующей улыбкой. Ей исполнилось тридцать пять лет, и она находилась в зените красоты.
В те годы ею восторгались, как говорится, и стар, и млад. Ровесник XX века писатель Лев Успенский
[151] вспоминал в книге «Записки старого петербуржца» мимолетную встречу с Наталией Брасовой в январе 1914 года: «Из магазина… выпорхнула прелестная молодая женщина в маленькой шляпке, в вуалетке, поднятой на ее мех и еще чуть влажной от редкого снега, в чудовищно дорогой и нарядной шиншилловой жакетке. За ней – одна рука на палаше, в другой маленький пакетик – поспешал юный гвардейский офицер, корнет. Второй пакет – куда больший – на отлете, как святые дары, нес кланяющийся, улыбающийся то ли хозяин, то ли старший приказчик. Ах, как он был художественно упакован, этот августейший пакетик!»
Спустя два года, в январе 1916-го, подпал под ее очарование и зрелый, многое повидавший на своем веку мужчина, – французский посол Морис Палеолог. В тот день он увидел Наташу впервые – в книжном магазине на Литейном проспекте в Петрограде. Увидел… и не мог отвести взгляда. А вечером сделал в дневнике такую запись: «Проезжая около четырех часов по Литейному, я заглянул в антикварную торговлю Соловьева. Я стал рассматривать в глубине безлюдного магазина прекрасные французские издания XVIII века. В это время входит стройная дама лет тридцати и садится за столик, на который для нее кладут папку с гравюрами. Она прелестна. Ее туалет свидетельствует о простом, индивидуальном и утонченном вкусе. Из-под распахнутой шиншилловой шубки видно платье из серебристо-серого шелка, отделанное кружевами. Шапочка светлого меха очень идет к ее пепельным волосам.
Выражение лица гордое и чистое, черты лица прелестны, глаза бархатистые. На шее, при свете зажженной люстры, сверкает ожерелье из чудного жемчуга. С большим вниманием разглядывает она каждую гравюру; иногда она от напряжения мигает и приближает лицо к гравюре. По временам она наклоняется направо, где около нее поставлена табуретка с другой папкой гравюр. Малейшее ее движение отдает медленной, волнистой, нежащей грацией…
Выйдя на улицу, вижу за своим автомобилем другую элегантную машину. Мой выездной, который все знает, спрашивает меня:
– Ваше Превосходительство, Вы не узнаете эту даму?
– Нет. Кто это?
– Графиня Брасова. Супруга Его Высочества Великого Князя Михаила Александровича».
Ее имя французскому послу было хорошо известно. Он искренне восторгался красотой этой необыкновенной женщины, но хорошо понимал, что она – очень опасна.
Вернувшись в Россию в августе 1914 года, Наталия Сергеевна практически не была известна в политических кругах. Но уже через год заставила о себе заговорить – да еще как! Она регулярно встречалась с друзьями в Петрограде, часто обедала с ними в гостинице «Астория». За соседними столиками нередко сидели депутаты Думы, которых неизменно интриговал и очаровывал вид прекрасной элегантной женщины – супруги брата самого императора. Она неизменно привлекала всеобщее внимание.
Наташа очень любила развлечения, но все чаще предпочитала им серьезные разговоры в интеллигентном обществе. По многим вопросам имела собственное мнение, и никогда не боялась его высказывать, не заботясь о последствиях. Поэтому французский посол, узнав, кто эта очаровательная женщина, сразу же понял: перед ним – смертельный враг императорского двора. Набрасывая вечером в дневнике ее портрет, он не только воздал хвалу ее красоте, но и написал об амбициях, уме и крайней беспринципности. Что ж, ему не откажешь в проницательности, в чем-то он был прав… Хотя далеко и не во всем.
Палеолог не раз слышал, что «мадам Брасова» высказывает крайне либеральные взгляды, и ее небольшой кружок, состоящий из друзей и знакомых, всегда открыт для левых депутатов. При дворе ее уже обвиняли в измене царизму, что саму Наталию Сергеевну чрезвычайно радовало. И в этом нет ничего удивительного: ведь ее дурная слава закладывала основы личной популярности. Она с каждым днем становится все более независимой, позволяя себе весьма дерзкие высказывания. А ведь за такие речи любой другой мог бы оказаться в Сибири, и причем, надолго!
Наверное, сама Наташа, если бы ей довелось прочитать запись в дневнике М. Палеолога, посвященную ей, во многом с ним согласилась. Но только не с тем, что она крайне беспринципна. Как раз принципы-то у нее были, несмотря на критику недоброжелателей. Дмитрий Абрикосов, который знал ее гораздо лучше Палеолога, вовсе не считал Наташу такой уж испорченной. Просто она была независима во взглядах и не всегда умела сдерживать эмоции.
В Гатчине он был частым гостем и знал, что Наташа всегда говорит то, что думает, не заботясь о том, как воспримут ее слова окружающие. Дмитрию вспомнился один воскресный обед в доме на Николаевской улице, на который были приглашены в числе прочих гостей два великих князя – Борис и Андрей. Они обсуждали с Михаилом причины поражений русской армии и скандал, разразившийся в связи с недостатком снаряжения.
И тут хозяйка дома неожиданно вспылила:
– Это вы во всем виноваты, Романовы! Именно вы довели Россию до такого состояния…
В комнате повисла тяжелая тишина, а великие князья, понурив головы, смотрели в тарелки. Несколько позже, Абрикосов, отведя ее в сторонку, шепнул:
