Что же делать? И тут неожиданно государю дал дельный совет Распутин. Он не любил Думу, но прекрасно понимал ее полезность. Поэтому предложил императору сделать примирительный жест и лично появиться в Таврическом дворце, сказать несколько слов депутатам.
Бывшего премьер-министра, Горемыкина, сместили с его поста в январе. Штюрмеру шестьдесят восемь лет, и где бы он ни служил, везде приобретал дурную репутацию. Его называли «полным ничтожеством», «фальшивым, двуличным человеком», но… его рекомендовал Распутин, и этим сказано все.
Морис Палеолог, практически не знавший раньше Штюрмера, в течение трех дней собирал о нем информацию. И впоследствии нарисовал обескураживающий портрет нового русского премьер-министра: «Он хуже, чем посредственность, третьестепенный интеллект, слабая воля, низкий характер, сомнительная честность, без опыта и идей в государственных делах. Лучшее, что можно сказать о нем, это скорее об его изрядном таланте коварства и лести… Его назначение стало понятным в предположении, что он выбран исключительно как марионетка, другими словами, в расчете на его незначительность и услужливость… Он был тепло рекомендован императрице Распутиным».
…Для моральной поддержки Николай II взял с собой в Думу младшего брата. Это стало их первым совместным появлением в Петрограде на публике со времени женитьбы Михаила и его изгнания из страны. Великий князь, отодвинутый на задний план общественной и политической жизни после возвращения в Россию, теперь вдруг оказался в центре событий. Наташа за все восемь лет, прошедших со дня знакомства с Михаилом, тоже впервые видела двух братьев вместе. Поистине, знаменательный день! Первый и… последний.
В то утро Наташа и Михаил завтракали с графом Капнистом, который потом сопровождал ее в Думе, в то время как Михаил готовился вместе с братом к церемонии в Екатерининском зале Таврического дворца. Николай был смертельно бледен, от волнения у него тряслись руки. Он явно боялся выступать перед депутатами.
Зал был переполнен. Здесь находились не только депутаты, но и множество дипломатов. Визит императора рассматривался всеми как добрый знак, а присутствие великого князя Михаила лишь усиливало это впечатление. Впоследствии лидер партии кадетов Павел Милюков
[155] сказал в разговоре М. Палеологу, что «депутаты Думы являются не оппозицией против Его Величества, а оппозицией Его Величества». Многие в тот день надеялись, что государь изменит мнение о депутатах.
После Благодарственного молебна, во время которого Николай стоял бледный, растерянный, он произнес короткую приветственную речь, останавливаясь и спотыкаясь почти на каждом слове. Она стала полным разочарованием для тех, кто ожидал услышать о грядущих реформах. Нет, это был лишь жест, не более того.
После выступления Николай II покинул Думу, а великий князь остался в Таврическом дворце до конца заседания, длившегося три часа. Закончилось оно призывом создать правительство «общественного доверия».
Вечером того же дня Михаил и Наташа посетили заседание Государственного совета. Приехал туда и государь, опять выступил с короткой речью, которую присутствующие встретили довольно прохладно. Попрощавшись с венценосным братом, Михаил вернулся к Наташе и графу Капнисту. Они остались здесь до конца заседания.
Михаил и Наташа окончательно сделали в тот вечер политический выбор. Они были твердо уверены в том, что правительство должно начать деятельность заново, с нуля. Но в Царском Селе бытовало другое мнение. Никакой политики – Боже упаси! Михаилу же, считала царская чета, нужно срочно возвращаться на фронт. 5 февраля 1916 года Александра Федоровна написала мужу: «…Я вижу, что Миша еще не уехал. Отправь же его в армию: уверяю тебя, лучше ему быть там на своем месте, чем здесь, в ее дурной компании».
По мнению Александры Федоровны Наташина «дурная компания» – что-то вроде вражеского стана, лика ненависти, обращенного против нее. В течение следующего года эта уверенность лишь укрепилась, и ее собственная ненависть к «мадам Брасовой» стала расти день ото дня.
Глава двадцатая
Война на два фронта
Великий князь Михаил вернулся на фронт сразу же после того, как в феврале 1916 года Государственная Дума возобновила работу. Он получил новое назначение – стал командиром 2-го Кавалерийского корпуса. В его состав входили шесть полков Дикой дивизии, дивизия казаков с Терека и бригада донских казаков. Корпус был частью 7-й армии, которой командовал генерал Дмитрий Щербачев
[156].
Вскоре после этого Михаил сделал в дневнике запись: «26 марта 1916, суббота, Копычинце… Я прощался с Черкесами, Ингушами, Чеченцами, пулеметчиками и 1-й конно-гвардейской батареей. Затем в Тлусте, где попрощался с Кабардинцами, Дагестанцами, Татарами, пулеметчиками и 2-й конно-горной батареей. Как тут, так и там мне пришлось сказать прощальное слово…»
О чем же сказал однополчанам великий князь Михаил? Вот выдержка из его «прощального слова»: «Господа офицеры и всадники, я с грустью прощаюсь сегодня с вами, но всегда буду помнить то время, когда я командовал Кавказской туземной конной дивизией и вашу беззаветную службу Родине и царю. Наградами, Георгиевский крест и оружие, которыми я был удостоен, я всецело обязан вашей доблестной работе. Дай Бог вам дальнейших боевых успехов до окончательной победы над врагом и желаю всем вернуться на Кавказ героями». Своего командира, теперь уже бывшего, кавказцы провожали с любовью и сожалением.
…Михаил Александрович встретил Рождество вместе с домочадцами в Брасово, куда они приехали впервые после весны 1912 года, когда по воле Николая II на все имущество младшего брата после его женитьбы был наложен арест. Теперь, наконец, владельцу усадьбы были возвращены его права. Но когда Михаил и Наташа приехали в имение, то увидели, что оно находилось в совершенном упадке. Управляющий явно не справился с поставленной перед ним задачей.
Возникли и другие неожиданные сложности. После того, как Михаил уехал на фронт, в Петрограде за жульничество арестовали некоего ростовщика. По слухам, упорно ходившим в столице, у него оказалось множество долговых расписок великого князя. Наташа была в бешенстве и требовала от властей официального опровержения. Ведь Михаил воевал на фронте, и никак не мог поставить подпись на этих злополучных расписках. Поиск у ростовщика указанных документов подтвердил, что Михаил Александрович не давал никаких долговых обязательств, но злобные слухи упорно продолжали повсюду распространяться.
Михаила все это раздражало, вызывало у него отвращение. Но стоило ли пытаться пресечь эти слухи? Слишком уж они презренны, отвратительны… С него хватило прошлогоднего инцидента, связанного с жуликом-инженером. Тогда он попался, что называется, на крючок благодаря своей доверчивости, но повторять прошлые ошибки вовсе не собирался. В письме к Наташе он признавался, что та, давнишняя история послужила ему хорошим уроком и ничего подобного он больше не допустит.
