Наташа не могла скрыть от мужа тяжкое предчувствие: его родственники изо всех сил пытаются разрушить их брак, а, возможно, попросту устранить ее. В особенности эти настроения усилились после смерти ее второй сестры, Веры. Молодой женщине казалось, что теперь на очереди – она. В одном из ее писем мужу есть такие горькие слова: «Последнее время все сделалось только в тягость и ничего не радует… У меня опять такое беспокойство на душе, что я ни днем, ни ночью не знаю покоя… мысли о смерти меня больше не покидают ни на одну минуту…» и если ее не станет, писала она Михаилу, никто и ничто не будет стоять между ним и его воинским долгом…
Жизнь в Гатчине не скрашивала ее одиночество. То и дело Наташе вспоминались насмешки, кривотолки, оскорбления, которые ей не раз доводилось слышать в свой адрес на улицах. А однажды, войдя в дворцовую церковь, она увидела там своего злейшего врага – Мордвинова. Он молился – но как! Почти бил головой об пол, как вспоминала она впоследствии. Наташу в тот момент пронзила мысль: он, видимо, так же истово просит Господа наказать ее, как германцы просят Бога наказать Англию.
Вскоре до Наташи дошли тревожные слухи, будто вдовствующая императрица собирается освободить от должности коменданта дворца Крестьянинова. Она боялась: если это действительно случится, «они съедят нас живьем». Но самым худшим будет то, считала она, если это место займет ненавистный Мордвинов.
Она просила Михаила защитить ее от подобных людей, и в каждом письме напоминала ему о своей тоске, одиночестве. Когда же они, наконец, опять будут вместе?..
Эти письма тяжело читать. Порой они полны несправедливых упреков. Но Михаил понимал: это – от одиночества, страха за его жизнь. Что ж, любовь бывает эгоистичной. Наташе были нужны все новые доказательства его преданности, нежность, забота. И, пусть и краткие, встречи. И вот такая возможность вскоре, возможно, появится! 4 сентября он надеялся оказаться в Брасово…
Смиренно ждать приезда мужа, считая дни до встречи? Нет, это выше ее сил! Наташа отправилась в Ставку, чтобы встретиться с Михаилом хоть на несколько часов, раньше ожидаемого срока. В Брасово же они приехали вместе, как он и планировал, 4 сентября. Это их убежище, тихая гавань, в которой всегда царили мир, покой и любовь. Единственное для них место в России, ставшее заветной мечтой, куда Михаил и Наташа всегда стремились вернуться, когда жили за границей.
Михаил чуть ли не ежедневно отправлялся на пруд рыбачить, и как-то однажды ему посчастливилось выудить большую сеть, в которой барахтались полторы сотни рыбешек. Вместе с родными и друзьями он отправлялся на прогулки по окрестностям, а как-то вечером забрался на чердак, чтобы полюбоваться закатом, полыхавшим багрянцем. Для него это были счастливые дни…
А Наташу тревога, зародившаяся в сердце еще весной, так и не отпускала. Незадолго до приезда Михаила она пригласила в Брасово известного художника-пейзажиста Станислава Жуковского
[158], с которым познакомилась еще в 1913 году и творчеством которого восхищалась. Как же – талантливый ученик самого И. Левитана
[159]! Наташе хотелось, чтобы художник запечатлел на своих полотнах интерьеры любимого ею Брасова. На память… Всегда ли она сможет их видеть – как сейчас?..
Она издали, стараясь не мешать, наблюдала за работой живописца. Его кисть, делая уверенные мазки, создавала, один за другим, образы. Вот на одном из полотен появилась одинокая и бесприютная среди великолепного убранства молодая женщина в белом платье. Это она, Наташа… Что-то трагическое в ее взгляде подметил художник. Неужели тревога, сжимающая стальным кольцом сердце, не напрасна? Что ждет впереди ее, Михаила, детей… Россию? Что?..
Из Брасова они выехали в Москву, а 17 октября были уже в Гатчине. Там Михаила ждал сюрприз: из Америки неожиданно доставили новый автомобиль – 12-ти цилиндрический Packard. Великий князь заказал его еще до войны в Париже, переправить машину планировали в Англию, где тогда жила семья, а потом, когда началась война, о ней попросту забыли. И вот теперь, проделав долгий путь по объятой пламенем войны Европе, этот красавец автомобиль стоял возле их дома на Николаевской улице. Конечно, Михаил тут же сел за руль и вместе с домочадцами отправился на прогулку.
Но радость заядлого автолюбителя была недолгой. Буквально на следующий день у великого князя начался жар, а вслед за этим обострилась язва. Прошла неделя, но состояние его не улучшилось. Из врачей, прибывших из Петрограда, собрали консилиум. Их рекомендации сводились к следующему: Михаилу Александровичу нужен длительный отдых, лучше всего – в Крыму. Если пробудет там, ни о чем не заботясь, месяц, почувствует себя другим человеком. Если же проигнорирует этот совет и отправится на фронт, пусть пеняет на себя.
Михаил чувствовал: ему действительно нужен полноценный отдых. Но перед поездкой в Крым нужно сделать одно очень важное дело – написать старшему брату. Во время личных встреч он не раз высказывал Николаю личное мнение относительно политической ситуации в стране, но письменно сделал это впервые: «Год тому назад, по поводу одного разговора о нашем внутреннем положении, ты разрешил мне высказать тебе откровенно мои мысли, когда я найду это необходимым. Такая минута настала теперь, я и надеюсь, что ты верно поймешь мои побуждения и простишь мне кажущееся вмешательство в то, что до меня, в сущности, не касается. Поверь, что в этом случае мною руководит только чувство брата и долг совести.
Я глубоко встревожен и взволнован всем тем, что происходит вокруг нас. Перемена в настроении самых благонамеренных людей – поразительная; решительно со всех сторон я замечаю образ мысли, внушающий мне самые серьезные опасения не только за тебя и за судьбу нашей семьи, но даже за целость государственного строя.
Всеобщая ненависть к некоторым людям, будто бы стоящим близко к тебе, а также входящим в состав теперешнего правительства, объединила, к моему изумлению, правых и левых с умеренными, и эта ненависть, это требование перемены уже открыто высказывается при всяком случае.
Не думай, прошу тебя, что я пишу под чьим-либо влиянием: эти впечатления я старался проверить в разговорах с людьми разных кругов, уравновешенными, благонамеренность и преданность которых выше всякого сомнения, и, увы – мои опасения только подтверждаются.
Я пришел к убеждению, что мы стоим на вулкане и что малейшая искра, малейший ошибочный шаг мог бы вызвать катастрофу для тебя, для нас всех и для России.
При моей неопытности, я не смею давать тебе советов, я не хочу никого критиковать. Но мне кажется, что, решив удалить наиболее ненавистных лиц и заменив их людьми чистыми, к которым нет у общества, а теперь это вся Россия, явного недоверия, ты найдешь верный выход из положения, в котором мы находимся, и в таком решении ты, конечно, получишь опору как в Государственном совете, так и в Думе, которые в этом увидят не уступку, а единственный выход из создавшегося положения во имя общей победы.
