…В том, что великий князь не мог себе позволить убить мужика, были убеждены многие, в том числе, и члены семейства Романовых. Поэтому те из них, которые находились в то время в Петрограде, написали 29 декабря коллективное письмо Николаю II:
«Ваше Императорское Величество! Мы все, чьи подписи Вы прочтете в конце этого письма, горячо и усиленно просим Вас смягчить Ваше суровое решение относительно судьбы Великого Князя Дмитрия Павловича. Мы знаем, что Вы – бывший его опекун и духовный попечитель, знаете, какой горячей любовью было полно его сердце к Вам, Государь, и к нашей Родине. Мы умоляем Ваше Императорское Величество, ввиду молодости и действительно слабого здоровья Великого Князя Дмитрия Павловича, разрешить ему пребывание в Усове или Ильинском. Вашему Императорскому Величеству должно быть известно, в каких тяжких условиях находятся наши войска в Персии ввиду отсутствия жилищ, и эпидемий, и других бичей человечества… Да внушит Господь Бог Вашему Императорскому Величеству переменить свое решение, положить гнев на милость».
31 декабря письмо вернулось с резолюцией Николая II: «Никому не дано право убивать. Знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне».
Попытки как-то повлиять на решение императора, порой окольными путями, еще некоторое время продолжались. Князь императорской крови Гавриил Константинович
[165] пишет в книге «В Мраморном дворце»: «Я ездил к новому министру юстиции Добровольскому
[166], просить его смягчить участь Дмитрия. Я надеялся, что он исполнит мою просьбу, так как мы были с ним знакомы – он бывал у А. Р.
[167] Добровольский принял меня на своей частной квартире. Он не откликнулся на мою просьбу, и я понял, что помогать Дмитрию он не желает. Говорили, что он принадлежал к Рас-путинской клике и что, благодаря этому, он был назначен министром юстиции». Помочь великому князю сочувствовавшие ему родственники так и не смогли.
…Перед тем, как отправиться в ссылку, Дмитрий Павлович вошел в свой кабинет, чтобы собрать и увезти в Персию самые важные бумаги. Ему предстояло сделать нелегкий выбор – ведь разрешено взять лишь один чемодан. Сестра его, великая княгиня Мария Павловна (Младшая), находившаяся рядом, видела, как он достал из ящика стола несколько фотографий «очень красивой женщины». Дмитрий долго – с нежностью и печалью во взгляде, рассматривал их. Но фотографии оказались слишком большого размера, в чемодан, не помяв, уложить такие трудно. И он со вздохом положил их обратно.
Наташины портреты так и остались в Петрограде.
19 декабря, когда в Брасово из Гатчины приехали, наконец, гости, дети с гувернерами, слуги, ситуация стала постепенно проясняться. Из рассказов, порой неточных и противоречивых, княгини Путятиной, Вяземских и Джонсона Михаил и Наташа узнали, что же произошло в столице.
Все еще влюбленная по-детски в Дмитрия Тата очень опечалилась тем, что он арестован и не будет вместе с ними отмечать Рождество. Конечно, очень расстроилась и Наташа. Неизвестно, знала ли она заранее о заговоре и об участии в нем «господина ландыша», но она никогда не делала секрета из того, с каким презрением относилась к Распутину. Молодая женщина задумалась: возможно, она, сама того не подозревая, в какой-то степени повлияла на решение Дмитрия?
А вот Александра Федоровна ничуть не сомневалась в виновности Наташи, в ее пагубном влиянии на великого князя Дмитрия. Недаром за пять месяцев до убийства Распутина она писала мужу в Ставку: «Не разрешай Дмитрию так часто ездить к этой особе – такое общество для него погибель – ничего, кроме лести, и ему это нравится… и не позволяй ему слишком распускать язык». Теперь же, после смерти Распутина, уверенность императрицы лишь окрепла.
В Брасово Дмитрий занимал умы не меньше, чем в Царском Селе. Но большая удаленность поместья от столицы, покрытые снегом ели, атмосфера праздника – все это несколько затушевывало драму, разыгравшуюся в Петрограде. И даже, несмотря на отсутствие «господина ландыша», и хозяева, и гости, как вспоминает Тата, чудесно провели время.
Накануне Рождества Михаил вместе с князем Вяземским срубили большую ель и установили ее в детской. Украшали лесную красавицу все вместе, дарили друг другу подарки, играли в разные игры. А когда наступило Рождество, катались на санях с близлежащих холмов – к большому удовольствию детей.
Княгиня Ольга Путятина с первого же взгляда была очарована Брасово. Она восхищалась тонким художественным вкусом хозяйки, которая сумела сделать дом очень уютным. Отмечала, как счастлив и умиротворен здесь Михаил Александрович. Прекрасна и окружающая природа. Куда ни кинь взглядом – везде высокие мохнатые ели, покрытые снегом, который блестит на солнце, словно россыпь драгоценных камней.
Но закончился праздник в Брасово трагически. Вместе с другими гостями сюда приехала, взяв с собой двух дочерей, Наташина школьная подруга Мария Лебедева. Ее старшая девочка, тринадцатилетняя Ирина, сразу же после праздника заболела ангиной. На следующий день ей стало хуже, и доктор Котон, бывший среди гостей, поставил диагноз: дифтерия. Через два дня девочка умерла.
В имении оставались Тата и Георгий, дочь княгини Путятиной и младшая девочка Марии Лебедевой. Для того чтобы пока не заболевших детей не подвергать опасности, их решили немедленно увезти из Брасова. Когда запряженные лошадьми сани тронулись в путь, хозяева с грустью смотрели на исчезающий из виду дом, окружающие его поля и леса, и вспоминали, как были здесь счастливы.
Но вернуться сюда им уже было не суждено.
Возможно, к лучшему, что Михаил Александрович и Наталия Сергеевна так и не узнали о дальнейшей печальной судьбе своего любимого Брасова. Весной 1918 года местные большевики задумали поменять через народный Комиссариат имуществ вагон сокровищ, принадлежавших семье великого князя Михаила, на десять вагонов хлеба. Однако, комиссары, используя тяжелую ситуацию с продовольствием в стране, дали за «серебряный вагон» всего один хлебный. В Москву же доставили семнадцать ящиков с награбленным добром. В одном из них оказались тяжелые серебряные оклады и церковная утварь с драгоценными камнями. Скорее всего, эти ценности оказались в музеях, но документального подтверждения этому нет. Слишком лихое было время, на отчетность тогда не очень-то обращали внимание. Вот так революция и поглотила бесследно ценнейший «серебряный вагон». А во время Великой Отечественной войны сгорел и сам дворец…
