Судя по воспоминаниям Родзянко, этот нелегкий разговор длился более часа. Великий князь согласился со всеми его доводами и обещал помочь…
Свое слово Михаил Александрович сдержал. 7 января император принял председателя Государственной Думы в Царском Селе. Понимая всю меру ответственности, которую берет на себя, Родзянко сказал: «Ваше Величество, я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда-либо. Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьезных потрясений… вся Россия в один голос требует перемены правительства и назначения ответственного премьера, облеченного доверием народа… Вокруг Вас, Государь, не осталось ни одного надежного и честного человека: все лучшие удалены или ушли… Ни для кого не секрет, что императрица помимо Вас отдает распоряжения по управлению государством, министры ездят к ней с докладом… В стране растет негодование на Императрицу и ненависть к ней… Для спасения Вашей семьи Вам надо, Ваше Величество, найти способ отстранить Императрицу от влияния на политические дела… Не заставляйте, Ваше Величество, чтобы народ выбирал между Вами и благом Родины».
Это были практически те же слова, которые Николай слышал от Британского посла и своего брата Михаила. Как же после этого не поверить в ужас происходящего?
Он в отчаянии сжал обеими руками голову, и простонал:
– Неужели я двадцать два года старался, чтобы все было лучше, и двадцать два года ошибался?
Это был тягостный момент. Но откровенный вопрос требовал честного ответа. И Родзянко, собрав все свое мужество, произнес:
– Да, Ваше Величество, двадцать два года Вы следовали ошибочным курсом.
После этого, как вспоминает Родзянко, никто из них не произнес ни слова. Михаил Владимирович поклонился и вышел из зала. О чем он думал, возвращаясь в столицу? О том, что смог убедить государя в своей правоте, очевидной для всех думающих людей? Если это так, то – напрасно. Николай продолжал идти тем же курсом, что и раньше. Абсолютно ничего не изменилось. Ведь последнее слово в Царском Селе всегда оставалось за Александрой Федоровной.
Если бы последнее слово в Гатчине всегда оставалось за Наташей, то Михаил вел бы себя и разговаривал с братом по-другому. Но он никогда не позволял себе никаких выпадов против Николая. Как и великий князь Дмитрий, Михаил хотел сохранить в России престол, а не узурпировать его. И ведь не зря во всех слухах, которые будоражили в то время столицу, имя Михаила Александровича никогда не упоминалось среди тех членов императорской семьи, которые мечтали об отречении Николая и удалении от всех государственных дел Александры. Впрочем, этого нельзя сказать о Наташе.
Возможно, лояльность Михаила и не была совсем уж разумной. Но если брату суждено отречься, думал он, то его, великого князя, вины в этом не будет. Он навсегда останется чист – и перед Богом, и перед собственной совестью. Его слова: «Да минует меня чаша сия» – не циничное притворство, а истина, исходящая из глубины сердца.
Вскоре участие великого князя Михаила, хоть и косвенное, в этой политической драме подошло к концу. 19 января 1917 года он уехал из Гатчины на фронт, и через несколько дней получил новое назначение – генерал-инспектора Кавалерии. Но, прежде чем приступить к своим обязанностям, ему нужно было сдать 2-й Кавалерийский корпус новому командиру и попрощаться с сослуживцами, которые очень любили Михаила Александровича. И он отправился в поездку на санях вдоль линии фронта, инспектируя окопы и аванпосты.
После тягостной атмосферы в Петрограде такая жизнь казалась настоящим облегчением. Он благодарил солдат и офицеров за службу, ел вместе с ними похлебку, заходил в укрытия… Все это – вместо официальных речей. Лучше уж так – просто, по-дружески…
И подчиненные всегда радостно приветствовали великого князя. Встречали его улыбками, угощали горячим чаем, пели специально для него песни и сожалели о том, что такой замечательный командир уходит от них.
Перед возвращением в Гатчину, 1 февраля, Михаил Александрович заехал в Каменец-Подольск, где находился штаб командующего Юго-Западным фронтом генерала Брусилова. Позже генерал в воспоминаниях так описал эту встречу: «В начале января 1917 года великий князь Михаил Александрович, служивший у меня на фронте в должности командира Гвардейского кавалерийского корпуса, получил назначение генерал-инспектором Кавалерии и по сему случаю приехал ко мне проститься. Я очень его уважал и любил, как человека, безусловно, честного и чистого сердцем… Он отстранялся, поскольку только это было ему возможно, от каких бы то ни было дрязг, как в семействе, так и в служебной жизни; как воин, он был храбрый генерал и скромно, трудолюбиво выполнял свой долг».
Брусилов пишет, что решил «очень резко и твердо» рассказать брату государя о положении, в котором оказалась Россия, и о необходимости немедленных реформ, которых возникшая ситуация требовала неумолимо. Ведь для выполнения их остались не дни, лишь часы. Командующий фронтом умолял великого князя, во имя блага России, прояснить все это для императора и поддержать содержание этого тревожного доклада.
Михаил Александрович согласился с мнением Брусилова и сказал, что, как только увидит Николая II, постарается выполнить данное ему поручение. И тут же с горечью добавил:
– Но я влиянием никаким не пользуюсь… Брату же неоднократно со всевозможных сторон сыпались предупреждения и просьбы в таком же смысле, но он находится под таким влиянием и давлением, которого никто не в состоянии преодолеть.
Брусилов и великий князь пожали друг другу руки, и на следующий день Михаил Александрович отправился домой. Ехать пришлось долго – из-за снежных заносов, и у него было время, как следует обдумать сложившуюся в столице ситуацию.
В те дни он еще не знал, что со временем она будет лишь ухудшаться.
Заговорщики, собиравшиеся во Владимирском дворце, по-прежнему тщательно готовили государственный переворот. А что потом, после отречения Николая II? Думские депутаты, входившие в Прогрессивный блок, к концу декабря составили список министров, которые должны были войти в состав нового правительства. По общему мнению, регентом должен стать великий князь Михаил.
Заверения, что что-то должно быть сделано, раздавались со всех сторон. Многие высказывались за смещение Николая II. Назвали даже несколько имен возможных кандидатов на престол. Но, по общему мнению, лишь великий князь Михаил Александрович мог стать гарантом конституционной законности вновь созданного правительства.
Пока это не шло дальше разговоров. Но вот появились люди, которые стали действовать – лидер октябристов Александр Гучков, либерал Николай Некрасов
[173], молодой промышленник Михаил Терещенко
[174]. Осенью 1916 года у них «родился замысел о дворцовом перевороте, в результате которого Государь был бы вынужден подписать отречение с передачей престола законному наследнику». Они собирались задержать царский поезд где-то между Петроградом и Ставкой, и поставить на следующее утро страну перед… свершившимся фактом. Но для того, чтобы претворить этот план в жизнь, требовалась помощь гвардейских офицеров. По признанию А. И. Гучкова, впоследствии к заговорщикам присоединился князь Д. Вяземский.
