План дерзкий, рискованный. Члены группы прекрасно отдавали себе отчет, что произошло бы в случае провала. Наименьшее наказание – арест, но дело вполне могло завершиться и казнью. Только вот согласится ли великий князь Михаил стать регентом? Прекрасно зная о его лояльности императору, трудно быть уверенными в этом заранее. Возможно, они прямо или косвенно обратились за помощью к Наталии Сергеевне, и она дала им надежду? Во всяком случае, они рассчитывали на успех своего предприятия.
Второй план разработал князь Георгий Львов
[175], а поддержал – начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал М. Алексеев. Он состоял в том, чтобы арестовать императрицу во время поездки в Ставку и заставить Николая II отправить ее в Ливадию. Заговорщики рассчитывали: если император откажется выполнить это требование, он должен будет отречься от престола. Осуществлению этого плана, как считают некоторые посвященные, помешала почечная болезнь генерала Алексеева, из-за которой он на несколько недель слег в постель.
Еще один заговор против императора готовил генерал Александр Крымов
[176], прибывший в январе с фронта в столицу. Среди сослуживцев он пользовался репутацией решительного человека, и предлагал осуществить убийство Николая II на военном смотре в марте 1917 года. Судя по воспоминаниям князя Чавчавадзе, Наташа знала о намерениях генерала. По крайней мере, впоследствии она говорила об этом.
В книге «Крушение империи» Михаил Родзянко пишет, что в январе 1917 года произошла встреча думцев, с ним во главе, и генерала Крымова, доверенного лица генерала Алексеева. Главная цель встречи – просьба Крымова «дать ему возможность неофициальным путем осветить членам Думы катастрофическое положение армии и ее настроения». Однако разговор, который начал боевой генерал, сводился не к этому. «…Грустной и жуткой была его исповедь. Крымов говорил, что пока не прояснится и не очистится политический горизонт, пока правительство не примет курса, пока не будет другого правительства, которому бы там, в армии, поверили, – не может быть надежд на победу. Войне определенно мешают в тылу, и временные успехи сводятся к нулю. Закончил Крымов приблизительно такими словами: “Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен, и на фронте это чувствуют. Если вы решитесь на эту крайнюю меру, то мы вас поддержим. Очевидно, иных средств нет. Все было испробовано как вами, так и многими другими, но вредное влияние жены сильнее честных слов, сказанных царю. Времени терять нельзя”».
Крымов умолк, и некоторое время все присутствующие на этом совещании, затянувшемся далеко за полночь, сидели смущенные и удрученные. Наконец раздался голос депутата Андрея Шингарева
[177]:
– Генерал прав – переворот необходим… Но кто на него решится?
Один из думцев, Сергей Шидловский
[178], сказал с озлоблением:
– Щадить и жалеть его нечего, когда он губит Россию.
Многие с ними согласились, но не все. Михаил Родзянко, в квартире которого проходила эта встреча, попытался утихомирить тех, кто был настроен наиболее решительно:
– Вы не учитываете, что будет после отречения Царя… Я никогда не пойду на переворот. Я присягал… Если армия сможет добиться отречения – пусть она это делает через своих начальников, а я до последней минуты буду действовать убеждением, но не насилием.
Однако тут же кто-то из присутствующих напомнил остальным ставшие крылатыми слова генерала А. Брусилова: «Если придется выбирать между Царем и Россией – я пойду за Россией».
…Итак, на собрании был поставлен вопрос: «У кого хватит мужества взять на себя ответственность?» Все взгляды обратились на генерала А. Крымова. Ведь именно он собирался возглавить захват императорского поезда.
Операцию назначили на середину марта.
Глава двадцать третья
Несбывшиеся надежды
Михаил вернулся домой в Гатчину 4 февраля. Он понимал, насколько тяжела политическая ситуация в стране и надеялся, что старший брат все-таки пойдет на уступки. Встретив в Петрограде Сандро, он предложил тому вместе пойти к Николаю и попытаться еще раз убедить его в необходимости создания «ответственного министерства» и полного отстранения Александры Федоровны от политических дел. Великий князь Александр согласился с доводами Михаила, но прежде хотел поговорить с императрицей, что называется, приватно. Она нехотя, но все же согласилась на эту встречу.
И вот Сандро вместе с Николаем в ее будуаре, выдержанном в розовато-лиловых тонах. Николай присел на большую двуспальную кровать и спокойно закурил папиросу. А великий князь, придвинув к кровати, на которой лежала императрица, стул, и сев на него, прямо сказал:
– Ваше вмешательство в дела управления приносит престижу Ники и народному представлению о самодержце вред. В течение 24-х лет, Аликс, я был Вашим верным другом… я хочу, чтобы Вы поняли, что все классы населения России настроены к Вашей политике враждебно. У Вас чудная семья… Предоставьте Вашему супругу государственные дела!
Александра Федоровна возражала, не соглашалась, и в конце разговора великий князь Александр гневно выкрикнул:
– Не забывайте, Аликс, что я молчал 30 месяцев. Я не проронил в течение 30 месяцев ни слова о том, что творилось в составе нашего правительства, или вернее говоря, Вашего правительства. Я вижу, что Вы готовы погибнуть вместе с Вашим мужем, но не забывайте о нас!.. Вы не имеете права увлекать за собой Ваших родственников в пропасть…
В этот момент Николай, до сих пор не проронивший ни слова, взял Сандро под руку и молча вывел из будуара императрицы. В дверях великий князь обернулся и холодно кивнул на прощание Александре. Это была их последняя встреча.
Оказавшись в библиотеке, он тяжело опустился в стоявшее перед письменным столом кресло, и стал писать письмо Михаилу. Почувствовав на себе чей-то взгляд, великий князь поднял голову и заметил, что за ним внимательно наблюдал один из адъютантов его величества. Александр Михайлович рассвирепел, и потребовал, чтобы тот оставил его в одиночестве. Но офицер отказался: ему явно приказали оставаться на посту. Тогда великий князь вскочил и в бешенстве выбежал из дворца.
