Император оказался не единственным человеком, который не понимал всей серьезности ситуации. Впрочем, в городе, несмотря на десятки убитых, в основном было спокойно. Морис Палеолог, проезжавший поздно вечером мимо особняка князя Радзивилла, обратил внимание, что он сверкал огнями торжественного приема. У подъезда, среди длинной вереницы дорогих автомобилей и карет, французский посол заметил машину великого князя Бориса. А в Александринском театре, при огромном стечении публики, состоялась премьера лермонтовского «Маскарада» – в новой постановке гениального Всеволода Мейерхольда
[183]. Это была последняя театральная премьера императорской России…
Понедельник 27 февраля стал поворотным моментом начавшейся революции. Еще несколько часов назад царское правительство обладало хоть какой-то властью. Но вот она стремительно перешла к Думе. Причина этого заключалась в том, что столичные гарнизоны начали в массовом порядке переходить на сторону бастующих.
В воскресенье солдаты Волынского полка, не желавшие стрелять в народ, вернулись в казармы разгневанные и возмущенные. Всю ночь они митинговали. А рано утром унтер-офицер Т. И. Кирпичников
[184] убил начальника учебной команды штабс-капитана И. С. Лашкевича, который накануне его ударил. Другие офицеры не захотели связываться с солдатами и в страхе покинули казармы. Вскоре волынцы вышли на улицы города и присоединились к революции. А вслед за ними – Семеновский полк, Измайловский, Литовский, Ораниенбаумский пулеметный и, наконец, гвардейский Преображенский полк
[185], созданный еще Петром Великим.
…Тишину раннего утра нарушил какой-то неясный шум. В половине восьмого утра М. Палеолог, выглянув из окна посольства, стал свидетелем драматической сцены, когда войска столкнулись с толпой: «…я только закончил одеваться, как услышал странный и продолжительный шум, который, казалось, раздавался от Александровского моста. Я взглянул туда, на мосту никого не было. Но почти тотчас же появилась неорганизованная толпа с флагами на правом берегу Невы, а полк подходил к ним с другого берега. Казалось, произойдет столкновение, но, напротив, они объединились. Армия браталась с революцией». В результате всеобщая забастовка рабочих получила поддержку вооружённым восстанием солдат. Солдаты восставших полков строем направились в центр города.
На Литейном проспекте спешно возводили баррикады. Над зданием Окружного суда все выше поднималось пламя. Вот с треском распахнулись ворота Арсенала – главного петроградского артиллерийского склада. Рабочие получили 40 тысяч винтовок и 30 тысяч револьверов.
В полдень пала Петропавловская крепость. На сторону революции перешли находившиеся там 25 тысяч солдат вместе с тяжелой артиллерией
[186].
Неожиданно морозный воздух разорвала пулеметная очередь, которая донеслась со стороны Невского проспекта… Французский посол, выйдя на улицу, попытался понять, что же происходит. Но что это? Здание Окружного суда полыхало как факел. Арсенал на Литейном, Министерство внутренних дел, здания военного ведомства, полицейского управления – все было в огне. Распахнулись также ворота тюрем: «Крестов»
[187], «Литовского замка»
[188], Дома предварительного заключения
[189], и на улицы хлынули толпы заключенных. По городу прокатилась волна убийств полицейских и городовых, повсеместно имели случаи грабежей и мародерства.
В этот день Комитет петроградских журналистов, созданный при Государственной Думе, мотивируя тем, что «…газеты не выходят. События идут слишком быстро. Население должно знать, что происходит», начал публиковать ежедневные выпуски «Известий». В первом же номере внимание читателей привлекло повеление императора прервать заседания Государственной Думы, что было расценено, как ее роспуск.
27 февраля, в понедельник, великий князь Михаил Александрович записал в дневнике, что это – «начало анархии».
Утром 27 февраля, Николай, сидя в своих апартаментах в Ставке, курил и читал только что пришедшее от жены письмо, написанное ею за день до этого в Царском Селе. Александра Федоровна сообщала, что трое детей – Алексей, Ольга и Татьяна заболели корью, и она опасалась, что остальные тоже могли заразиться. Писала о том, что в городе бастуют извозчики и вагоновожатые. Но в целом тон ее послания был оптимистичен, она, кажется, сохраняла спокойствие: «Но они говорят, это непохоже на 1905 год, потому что все обожают тебя и только хотят хлеба… Какая теплая погода. Досадно, что дети не могут покататься даже в закрытом автомобиле. Но мне кажется, все будет хорошо. Солнце светит ярко… Я ощущаю такое спокойствие на Его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас…»
