Протопопов, покинув последнее заседание Государственного совета, прятался всю ночь в мастерской какого-то портного. И вот, переодевшись в длинное, до пят, пальто и надвинув на глаза шляпу, он явился в Таврический дворец просить защиты у Керенского. Подкрался к нему в одном из коридоров, и прошептал:
– Это я, Протопопов.
Солдаты, узнав его, попытались арестовать. Но Керенский, заслонив несчастного от штыков и винтовок, громко крикнул:
– Не сметь прикасаться к этому человеку!
Толпа расступилась… и Александр Федорович стремительно понесся по коридору – «как горящий факел революционного правосудия», увлекая за собой тщедушную фигурку в помятом пальто.
Керенский был в те дни, казалось, вездесущим. И власть его стала огромной. Он олицетворял собою мост между Советом и Думским комитетом. Его воля, энергия и харизма увлекали за собою всех.
Весь день 28 февраля огромная квартира князей Путятиных, расположенная в правой части дома на третьем этаже, оставалась запертой изнутри. Хозяйка была в ужасе: только бы восставшие солдаты не ворвались внутрь, и не увидели там брата императора! Топот сапог, шум проезжавших под окнами машин, какие-то выкрики, стрельба… Михаил Александрович оставил в этот день в дневнике запись: «В 8 1/2 мы проснулись от усиленной езды автомобилей, как легковых, так и грузовых, переполненных солдатами и стреляющими, преимущественно в воздух, раздавались и сильные выстрелы от ручных гранат. Солдаты кричали “ура”, все автомобили разъезжали с красными флагами и у всех были красные ленты или банты на груди или в петлицах. День прошел для нас спокойно, и никто нас не беспокоил».
До полудня верные Николаю II войска, примерно полторы тысячи человек, удерживали последний форпост царизма – район Адмиралтейства. Но после того как мятежники направили на них орудия Петропавловской крепости, отряд распустили по казармам. Весь город оказался в руках повстанцев.
Грузовики с красными флагами, переполненные вооруженными людьми, на бешеной скорости носились по городу. То и дело раздавались выкрики: «Довольно, повоевали!» Солдаты и матросы врывались в квартиры важных сановников и министров, арестовывали хозяев и увозили их в Таврический дворец. Он в эти часы кипел как раскаленный котел.
Немало было случаев и мародерства, краж. Из-за лютых морозов в городе истощились запасы топлива, и многие жители Петрограда замерзали в своих жилищах. И вот к особняку Матильды Кшесинской, на Каменноостровском проспекте, подъехали четыре военных грузовика, доверху груженые мешками с углем. В сознании толпы Кшесинская была вовсе не прекрасной балериной, искусством которой восхищались столь многие, напротив, ее рассматривали как выскочку, фаворитку императорской семьи, которая незаслуженно получала дорогие подарки, привилегии. И вот уже в ее особняке все оказалось перевернутым вверх дном: рояль разбит вдребезги, роскошные ковры залиты чернилами, ванна полна окурков…
Хорошо еще, что Матильду заранее предупредили о скором нападении. Она едва успела скрыться, накинув на голову шаль, чтобы остаться неузнанной. И захватила с собой небольшой чемоданчик, в котором вынесла наиболее ценные украшения.
Еще больше повезло графине М. Э. Клейнмихель
[203]. Она оказалась столь сообразительной и хитрой, что сумела без посторонней помощи спасти свой особняк от разграбления чернью. Еще до прибытия революционной толпы заперла все двери, закрыла ставнями окна и вывесила перед входом плакат: «Не трогать! Дом является собственностью Петроградского совета. Графиня Клейнмихель взята в Петропавловскую крепость». А сама хозяйка в это время срочно упаковывала вещи и обдумывала план побега. Но такие счастливые случаи были крайне редки.
…Через несколько часов полузабытья Михаил Александрович очнулся, разбуженный грохотом грузовиков, криками солдат, беспорядочными выстрелами, взрывами гранат. К воздетым к небу штыкам привязаны кумачовые ленты, такие же банты украшали шинели солдат. В руках многие из военных держали развевающиеся на ветру красные флаги.
Осторожно выглянув из-за портьеры в окно, Михаил увидел ликующие лица. Без сомнения, мятежникам больше никто не оказывал сопротивления, Петроград пал под их натиском. Великий князь почувствовал, что оказался в ловушке. У него теперь только один выход – сидеть, затаившись, и ждать, когда поступят новости от Николая о наступлении войск, которые вел к столице генерал Иванов.
Стараясь отогнать мрачные мысли, он попытался связаться с Наташей. Как там она – одна, с детьми? Но телефон молчал. Связь с Гатчиной, а, похоже, и со всем миром, прервана. Не оставалось ничего, кроме как послать к жене курьера с запиской. Михаил постарался успокоить, как мог, Наташу, и в иносказательной форме сообщил, что покинул Зимний дворец («Растрелли»), потому что дальнейшее пребывание в нем представлялось нецелесообразным, и теперь ему необходимо связаться с представителями «тех мест, где они арендуют поместье». «Эзоповым» языком он говорил о резиденции Британского посла. К счастью, меры предосторожности оказались излишними, и курьер, никем не задержанный, спокойно добрался до Гатчины.
Итак, связь с внешним миром была установлена, и в то же время местопребывание великого князя осталось для всех, кроме жены, в секрете. В тот день Михаил написал в дневнике, что все было спокойно, их никто не беспокоил. Но уже утро следующего дня, 1 марта, выдалось тревожным. Революционные солдаты и матросы по-прежнему не догадывались о том, что брат Николая II скрывался в особняке на Миллионной улице – в самом центре города. Но в этом здании проживали несколько высокопоставленных царских чиновников, и повстанцы не обошли его вниманием. По соседству с квартирой князей Путятиных располагались апартаменты прокуратора Священного Синода. Вооруженные люди ворвались в его квартиру и арестовали хозяина.
В течение нескольких часов слышались и отчаянные крики из соседнего дома. Впоследствии Ольге Путятиной удалось выяснить, что драма разыгралась в квартире старого генерала барона Штакельберга
[204]. Вместе с одним из слуг он в течение нескольких часов защищал свое жилище от натиска озверевших солдат и матросов. Когда же им, наконец, удалось сломить сопротивление, нападавшие жестоко избили слугу, убили генерала, поволокли его тело к Неве и сбросили его в воду.
Михаил считал, что ему нельзя больше оставаться у Путятиных. Не хотелось оказаться заложником у повстанцев, которые могли обнаружить его в любой момент. В таком случае, он подверг бы опасности и княгиню, которая могла поплатиться за свое гостеприимство. Он хотел немедленно отправиться в Царское Село, к брату, не зная, конечно, что Николая там нет. Но для этого он должен свободно передвигаться по городу. Что же делать?
