– Почему ты злишься? – спрашивал я ее, когда приходил домой и видел, что она ждала меня и явно была расстроена.
– Жена и должна злиться, когда ее муж не является домой. Я вот всегда прихожу домой.
Этого ей было недостаточно:
– Тебя никогда нет, я тебя вообще не вижу, дети тебя вообще не видят!
Об этом мы чаще всего говорили дома. У Джулиана и Андроса была такая же ситуация. Нам всем приходилось делать что-то с давлением в семье, появившимся благодаря Стэнли.
– А что об этом говорит Кристиана? – спросила однажды Жанет.
Кристиана прекрасно знала, насколько выматывает жизнь со Стэнли Кубриком, и, точно так же, как и мы, она пыталась защитить себя. Она постаралась создать некоторое личное пространство у себя дома и делала все возможное, чтобы быть терпеливой и принять тотальную преданность мужа своей работе. Нет никаких сомнений, что она понимала, что единственным верным решением является позволить ему делать все, что он хочет: он был настолько помешан на своей работе, что вряд ли осознавал свои требования к тем, кто на него работал.
В реальной жизни мы предпочитали не говорить об этом: однажды я должен был забрать Кристиану из Лондона, но я опоздал. Она не дала мне ни одного шанса извиниться, потому что она прекрасно знала, почему я не приехал вовремя. Ее улыбка достаточно очевидно показала, что она не хочет об этом говорить. Пэнни, жена Джулиана, делала почти то же самое. Между женами, окружавшими Стэнли, как будто бы был некий пакт о ненападении: они прекрасно понимали, что Эбботс-Мид сильно раздули, провозгласив его центром вселенной, при этом они делали вид, что все нормально, и болтали о своих детях и их школах либо о чем угодно другом, если только речь не касалась Стэнли и его фильмов. Жанет в деталях интересовалась моей работой, но только когда мы были дома. Иногда дома я слышал критику вместо вопросов:
– Ты вообще думаешь о своих детях?
– Я работаю так много именно потому, что думаю о своих детях! – отвечал я, но этого было недостаточно для нее.
– Почему работа, которую ты делаешь для Стэнли, важнее всего?
– Это моя работа. Это то, что я делаю: я делаю то, о чем просит меня Стэнли.
– Безрассудные вещи.
– Это то, о чем он просит. Неважно, мы все в одной лодке.
Разговор вел в тупик. Жанет говорила, что, даже если бы я работал меньше, я мог бы зарабатывать достаточно денег, чтобы содержать семью. Я отвечал, что не так-то просто найти работу с регулярной зарплатой и ответственным боссом. Она была в состоянии вспомнить, через что мы прошли в прошлом.
– Я просто хотела бы чаще видеть тебя. Я хочу нормальной жизни, – сказала она однажды, после того как мы не виделись три дня.
– Но что такое нормальная жизнь? – ответил я. – Нормальная жизнь – это когда вы оглядываетесь, и вы счастливы тем, что вы уже сделали. Когда вы можете обеспечивать свою семью, давать своим детям пространство, чтобы жить и расти свободно. Это нормальная жизнь, Жанет, и я делаю все, что могу, чтобы сделать все это возможным для вас.
Сразу после этой фразу зазвонил телефон.
– Боже! – воскликнула Жанет. – Он даже не дает нам времени обсудить нашу жизнь!
В тот вечер я был более замкнутым, чем обычно. Я все думал о том, что сказала моя жена, думал о ее обвинениях и вообще о том, были ли ее слова обвинениями. Я думал о ее одиночестве, о том, как грустно ей было видеть, что наши дети растут без меня. Конечно, я все это знал. Я старался загнать эти мысли подальше, но я знал, что это правда. Но то, что я сказал, тоже было правдой. Я трудился на благо моей семьи и каждое утро чувствовал удовлетворение от того, что иду на работу, которой мне нравится заниматься. В этом и была проблема: даже если вы гнули спину ради Стэнли, вы чувствовали себя хорошо. Он создал такую приятную, лояльную, прозрачную и простую среду, что даже тяжелая работа казалась приятной.
Жанет могла уйти, она могла бы бросить меня. Я помню, как однажды подумал об этом, сидя за бумагами в офисе Стэнли. Несмотря на это, когда Андрос пришел к нам в гости на ужин и мы до слез смеялись над всеми абсурдными вещами, которые каждый день происходили в Эбботс-Мид, я увидел, как она улыбалась. Это была гордая улыбка, которая появляется на лице жены гонщика, когда она бежит обнять своего мужа, после того как он выиграл гонку. Когда я пришел домой, она уже была в кровати с книгой. Она ждала меня. Она сказала только:
– Ты дома. Все в порядке?
Затем она отложила книгу:
– Иди сюда, давай поспим; нам надо обоим завтра поработать.
Ее необыкновенный характер снова пришел нам на помощь. Она меня поцеловала, выключила свет и легла рядом.
Иногда жизнь принимает решения вместо тебя. Ты не всегда можешь выбрать гоночную трассу, иногда все, что тебе остается, – постараться удержать автомобиль на дороге и не потерять управление, когда ты войдешь в самый трудный поворот.
– Попробуй, – говорила Жанет несколько лет назад, когда мы обдумывали предложение Hawk Films, – давай посмотрим, что из этого получится.
С тех пор все пошло быстрее, чем когда бы то ни было, и казалось, что работа поглощает все остальное. В такие моменты все, что вам остается, – это двигаться вперед; вам нужно продолжать двигаться и делать все, что возможно. В те годы ряд неожиданных событий неразрывно связал мою семью со Стэнли и Кристианой.
Еще до того, как мы начали снимать «Барри Линдона», Стэнли сказал мне, что уволил своего шофера. С того момента я должен был отвозить его детей в школу. Мне было жаль Лэсли. Он старел, я боялся, что ему будет сложно найти работу. Сидя напротив Стэнли, я признался, что нахожусь в смущении, потому что не хочу, чтобы Лэсли думал, что он потерял работу по моей вине. Стэнли туманно объяснил причины, по которым он уволил Лэсли, но он был совершенно уверен, что я понял, что у него были на то причины. Это было «неизбежным решением», и мне не стоило беспокоиться.
Пока чета Кубриков находилась в Ирландии, я проводил каждое утро около полутора часов с их дочерями в их «Мерседесе». У девочек были совершенно разные характеры: Ане было 12, и она была очень тихой и задумчивой. С другой стороны была Вивиан, на год младше, она была живой и не могла усидеть ни минуты на месте. Катарине было 18, и она была очень похожа на мать – такая же добрая и спокойная. Когда они сидели бок о бок на заднем сиденье «Мерседеса», что тут начиналось! Аня хотела слушать классическую музыку, вкусы Вивиан были более современными – она хотела слушать рок и новомодных исполнителей. Аня хотела сделать потише – Вивиан обратно поворачивала уровень громкости и делала даже громче, чем было. Катарина начинала их отчитывать и просила меня, чтобы я их остановил.
Из-за своего трудного характера Вивиан постоянно требовала к себе внимания. Она никогда не хотела зла, но с ней было тяжело: она всегда была готова набедокурить. Она казалась сорванцом, но внутри была очень милой. Когда я просил ее угомониться, она топала ногой, убегала и злилась весь день. Но, когда наступал вечер, перед тем как пойти в кровать, она узнавала, где я, приходила, извинялась и целовала меня на ночь с озорной улыбкой. Я также начал возить их на вечерние курсы. Аня пела, Вивиан играла на фортепиано и работала над дикцией, Катарина обучалась верховой езде. Дети Стэнли больше времени проводили со мной, чем с ним, а я проводил больше времени с его детьми, чем со своими. Жанет не видела в этом ничего смешного.
