– Я знаю, что делать, – резко оборвал он меня, как будто знал, что я собираюсь ему сказать. – Скажи мне, когда все закончится.
– Давайте начнем, – сказал я доктору. – Как долго это будет длиться?
– Всего несколько минут, она не поймет, что происходит, – сказал он, подготавливая шприц.
В последний раз я погладил Джессику по голове, и он погрузил ее в вечный сон.
Я открыл дверь и вышел на зеленую, пахнущую свежестью траву. Весенний воздух казался горячим, а моросящий дождь был похож на густой туман, падающий с неба. Я был одет в футболку и стоял, вытянув руки и повернув ладони вверх. Я хотел, чтобы чистые капли дождя смыли застоявшийся запах Купольной комнаты с моей кожи. Я не был дома уже два месяца. Я пошел сказать Стэнли:
– Все кончено.
– У тебя готова коробка?
Я ответил, что готова, и провел его в маленькую комнату справа от колоннады, где он увидел Джессику в маленьком деревянном гробу: она лежала на своем одеялке рядом со своими игрушками. Когда болел Тедди, я сколотил две деревянные коробки размера, подходящего для кошки и собаки. Я не говорил Стэнли, что сделал это, чтобы не расстраивать его, но с таким количеством животных по всему дому лучше иметь коробки наготове. У меня всегда было две готовые коробки на всякий случай.
– Это хорошее дерево, – добавил я, пока показывал маленький гроб, – его мы использовали с Мартином, когда делали мебель для здания бывшей конюшни.
Я вырыл яму в саду позади дома, рядом с ослиной оградой и с могилой Тедди. Мы положили гроб на тележку, которую садовники использовали для горшков и инструментов, и повезли Джессику к ее последнему пристанищу. Мы со Стэнли везли тележку, а Кристиана шла позади. Целый день в Чайлдвикбэри было тихо. Не было ни телефонных звонков, ни факсов, никто не приходил, ворота были закрыты, и на всех трех этажах стояла тишина. Два года спустя умерла Полли. Она была любимой кошкой Стэнли: он любил, когда она была рядом, когда он работал, и она всегда показывала ему свою большую любовь, запрыгивая на его колени каждый раз, когда он садился. Полли решила умереть в комнате Стэнли, и, благодаря любви и заботе, которую она получала, она достигла 22-летнего возраста. Когда она умерла, Стэнли проводил много времени в комнате в конце колоннады. Он просто сидел там на режиссерском стуле, сделанном из дерева и зеленой ткани, которую он купил в Америке, и смотрел на Полли в маленьком деревянном гробу.
Апрель 1989
Эмилио, я не смог найти таблетки Фредди для щитовидной железы, а твой пейджер и телефон были отключены. Но это неважно, если ты дашь ему таблетку, когда вернешься. Снова спасибо за все, что ты делаешь. Никто бы не смог сделать больше. Я бы никогда не смог через это пройти без тебя!
Как только «Цельнометаллическая оболочка» была закончена, Кристиана выселила Стэнли со второго этажа дома – она снова присвоила себе комнату в башне с часами и попросила меня перенести все ее художественные принадлежности туда. Пока я таскал холсты, мольберты и рамки наверх, Стэнли смотрел на это и трогал бороду:
– Эмилио, позови Мартина. Мне нужно вам кое-что сказать.
Он завел нас в спальню Ани. Она пустовала с тех пор, как она уехала из дома.
– Я хочу сделать из этой комнаты фотостудию, чтобы выбирать костюмы и реквизит.
– Нам нужно заменить пол, прежде чем мы сможем установить рельсы, – сказал Мартин.
– Отлично, – ответил Стэнли и пошел вниз.
Мы решили сделать деревянную решетку с планками разных размеров, чтобы выровнять пол. Потом мы прибили толстые фанерные доски к нему; длиной они были 1,5 метра и 2,3 сантиметра толщиной. Так мы были уверены, что новый пол был прочным и идеально ровным.
Мы приделали рельсы для тележки к полу. Стэнли также сказал, что ему нужна длинная рулетка с дюймами и сантиметрами, чтобы можно было точно определять место каждой фотографии, так что ее мы тоже приколотили к полу. Тележка плавно скользила по рельсам. «Отличная работа», – сказал Стэнли, когда вошел в комнату. Потом он добавил: «А что насчет тормозов? Подумайте над этим». И он снова оставил меня одного. Я нашел два клиновидных куска дерева и их привинтил друг к другу: при поднятии рычага два клинышка перекрывали рельсы, и одно из колес блокировалось. Я позвал Стэнли.
– Тебя такой тормоз устраивает? – спросил я, показывая ему, как это работает.
– Превосходно. Позови Мартина. Давайте посмотрим, как это все работает.
Я провел остаток вечера неподвижно, прислонившись к стене в конце комнаты, пока Мартин управлял тележкой, гоняя ее туда-сюда по рельсам и фотографируя меня. Мартин проявил фото и показал их Стэнли, которому понравились тележка и измерения, но он сказал, что камера, которую мы использовали, была не слишком хороша.
Стэнли решил, что подходящей камерой будет старинный крупногабаритный фотоаппарат. Он лежал в чемоданчике, а когда его использовали, он крепился на деревянный штатив. Стэнли нашел подобную камеру в каталоге и отправил нас в Лондон забрать ее. Я думал, что такие камеры есть только в музеях: она была громоздкой, с тремя деревянными ножками и огромным объективом, в котором изображение виделось верх ногами. Чтобы видеть все правильно, вам нужно было засовывать голову под тонкую черную накидку, которая не пропускала света. Также было тяжело настроить фокус. Вам приходилось подолгу подкручивать маленькие колесики, расположенные на передней части корпуса, где находился объектив, прикрытый крышкой. Там также была маленькая золотая пластинка с названием, на ней было написано WISTA CAMERAS.
– Прекрасно, – сказал Стэнли. – Мартин, испробуй его.
И я провел еще один вечер в саду, позируя для бедного Мартина, который вертелся с камерой под черным покрывалом.
Студия домашней фотографии была открыта позже, в конце 80-х, когда появилась возможность опубликовать книгу с картинами Кристианы. Некоторые ее картины были проданы, но многие висели в доме или хранились в здании бывшей конюшни. Пришло время создать полный каталог ее работ. Стэнли заключил соглашение с Warner на публикацию и дистрибьюцию книги. Кристиана работала с художественным критиком Sunday Times, чтобы решать, какие работы выбрать и что писать в аннотации. Мартин только что уехал из Чайлдвикбэри, он вернулся в Америку на работу, так что в доме Кубриков больше не было фотографа.
– Эмилио, как думаешь, твоя дочь может заинтересоваться?
Благодаря внешкольному курсу, организованному одним из преподавателей, Мариса с энтузиазмом относилась к фотографии с тех пор, как была подростком. Когда ей исполнилось 18, она пошла учиться в Ealing Technical College amp; School of Art, но она бросила учебу, потому что курсы не были достаточно креативными для нее. Она не хотела знать все об истории фотографии, она хотела понять творческий процесс, который лежит за идеальными снимками. В начале 1984 года она получила работу в Charles Green’s studio в Эджваре. Там она улучшила свою способность «рисовать портрет, подсвечивая объект», как она однажды описала это мне. Эта работа научила ее многому в приготовлении растворов и последующей обработке фото в целом: заниматься черной работой и быть вовлеченной в каждый шаг процесса – вот чего Мариса в действительности всегда хотела. Когда мы разговаривали в кабинете Стэнли, он часто спрашивал меня, как дела у Марисы. Я рассказал ему, что она решила стать фотографом на фрилансе и что у нее много заказов от Cameo Photography и Hills amp; Saunders, двух лучших студий в Лондоне, специализирующихся на портретной фотографии. В течение трех лет работы на эти студии у Марисы была возможность фотографировать членов королевской семьи, студентов Итонского колледжа, а также лордов и послов в их резиденциях. В 1989 году она стала членом Британского института профессиональной фотографии. Она стала самой молодой девушкой, получившей такой статус.
