Несколько месяцев спустя мы выставили дом на Фарм-Роуд на продажу. Это был наш первый настоящий дом. Он напоминал нам об экономической стабильности, рождении наших детей, я помнил их домашние задания, раскиданные по всему обеденному столу, спальню, где после долгих часов работы, измотанный, я засыпал в объятиях Жанет, стручковую фасоль, которую я посадил с моим отцом, дверцу для кошки в задней двери для Джинджер и Рози и деревянные стойки из Эбботс-Мид, служившие забором во дворе. Мы начали отправлять в Италию наши вещи международной почтой. После переезда из Эбботс-Мид в Чайлдвикбэри наш переезд казался легкой задачей.
Оставалось всего шесть месяцев до моего отъезда, но Стэнли по-прежнему не казался обеспокоенным. В записках, которые он оставлял на моем столе, никогда не упоминался отъезд. Все это заставляло меня нервничать, потому что подтверждало мое подозрение, что он не принял этого. Стэнли не давал мне возможности поговорить об этом, и я не мог найти способа подвести к этому разговору.
Прошел еще месяц, никаких изменений не наблюдалось. Становилось ясно, что мне придется поднять этот вопрос.
– Стэнли, мы почти уехали. Осталось меньше месяца до отъезда. Так что мы будем делать?
– Нет. Ты не можешь уехать. Мне нужно как минимум еще три месяца.
– Стэнли, я продал свой дом! Мне негде жить, ты понимаешь? У меня нет никакой мебели. Все уже отправили.
– Отправили куда?
– Ты знаешь куда…
Он раздраженно хмыкнул и внезапно стал старым добрым Стэнли, который решит все ваши проблемы.
– О’кей, сними другую квартиру или заселись в отель. Я за все заплачу, найди, где остановиться на время, но, черт возьми, не покидай меня сейчас!
Я арендовал дом на Сент-Эндрюс-Драйв, подписал контракт еще на шесть месяцев, продлил его еще на шесть, а потом еще на шесть.
В конце концов я заставил Стэнли принять мой уход. Я собирался уехать из Англии 18 августа 1994 года. Четыре года прошло с тех пор, как я сказал ему, что ухожу, и я снимал дом в Стэнморе 18 месяцев. Жанет прекрасно знала, что Стэнли понимает под фразой «на время». Так что она нашла работу в аптеке и тут же начала присматривать за садом. Летом 1994 года дом был в лучшем состоянии, чем когда мы заселились в него.
– Жаль, что вы уезжаете, – сказал владелец. – Я думал, вы останетесь еще на шесть месяцев?
– Не начинайте! – огрызнулась она.
Дорогой Эмилио и твоя семья!
Удачи, приятной поездки, и будьте счастливы, куда бы вы ни отправились. Несмотря на то что я почти не знаю тебя, я буду очень по тебе скучать. Я могу представить, как сильно повлияет твое отсутствие на Стэнли и его семью. Спасибо.
Кандида
Я позвонил своим родителям и своему брату в Италию сказать, что через пару месяцев я вернусь в Кассино. Мои родители были воодушевлены: наконец они смогут провести со мной долгое время, а не три-четыре недели раз в несколько лет. Они так хотели поскорее меня увидеть, что звонили почти каждый день, просто чтобы поздороваться или спросить, как прошел мой день. Но независимо от того, как тщательно мы стараемся планировать нашу жизнь, ей всегда удается удивить нас. Однажды вечером, почти в полночь, позвонила моя племянница. Мой отец умер. У него был сердечный приступ, он умер во сне. Ему было 86.
Я позвонил Стэнли, чтобы сказать, что я не приду на работу завтра.
– Ты видишь, что случилось, – сказал я ему плача. – Я несколько месяцев опасался, что это случится.
В 7 утра Жанет отвезла меня в аэропорт, и вечером 8 июля я воссоединился с моими родными. Моя мать была очень расстроена, и я был рад слышать, что она на время переедет к моему брату. Похороны были назначены на субботнее утро и церкви Сант-Анджело, Мариса тоже должна была прилететь. Я пытался примириться с гнетущей тишиной смерти весь день, а после я решил немедленно улететь вечером в воскресенье. Я не мог вынести людей, которые собрались в гостиной моей матери. Я чувствовал себя незнакомцем, отдаленным от них, человеком с другой планеты. Я прилетел домой, и позвонил Стэнли, чтобы сказать, что я вернусь в Чайлдвикбэри в понедельник. На столе у входа в дом меня ждала записка от него.
9 июля 1994
Дорогой Эмилио!
Я соболезную по поводу твоего отца. Я знаю, какую ужасную грусть ты испытываешь. Кристиана и я шлем тебе нашу любовь.
Твой С.
Когда я увидел Стэнли, все, что он мне сказал, было: «С возвращением!», он положил руку на мое плечо. Он вел себя, как и в любой другой день. Он кратко рассказал мне о том, что нужно сделать, и о поездке в Лондон, которую мне нужно было совершить. Несколько дней спустя во время перерыва он подошел ко мне и спросил, все ли у меня в порядке. Мы несколько минут поговорили о моем отце. Я рассказал ему, как я себя чувствую, и о похоронах в Кассино. На один короткий момент его отец Джек и мой Джузеппе встретились в наших словах, в стенах Купольной комнаты, под ярким светом, просачивающимся через купол.
Оставалось немного времени до моего отъезда, но Стэнли был невозмутим и продолжал вести себя, как будто ничего не происходит. Это становилось смешно. Не говоря ни слова, я продолжал делать опись: книги, зубные щетки, новые блокноты, использованные блокноты, запасные шнурки для обуви, ватные палочки, транскрипция разговоров с писателями, запасные ручки, рубашки, канцелярия, банки с кошачьей едой, письма от поклонников, чистые видеокассеты, кусачки для ногтей, пачки факсимильной бумаги, носки, ножницы, вырезки из журналов и брюки. Я закрепил последнюю страницу и положил опись на его прикроватный столик вместе с запиской, объясняющей мою секретную трехлетнюю работу. Я начал думать, что отказ от заместителя на мое место был частью его стратегии: Эмилио не хватит духу оставить Стэнли одного разбираться со всеми надвигающимися на Чайлдвикбэри катастрофами, которые уже гремят как отдаленная летняя гроза.
Меньше чем за неделю до отъезда:
– Эмилио, приезжай домой примерно к обеду. Ты мне будешь нужен, – сказал он по мобильному телефону.
Что ему еще нужно и, что важнее, насколько? Нужно ли поменять 10 перегоревших лампочек, или он хочет, чтобы я еще остался на 10 месяцев.
– Хорошо, Стэнли. Как только я закончу дела в городе, я сразу приеду, – больше я ничего ему не сказал.
– Нет, не надо сразу, это не так важно. Приезжай где-то к часу, не раньше.
В Чайлдвикбэри не было никого. Ни садовников, ни секретарей, идущих в свои офисы. Никого. Я зашел в дом и направился на кухню. Когда я зашел за угол, я увидел примерно 30 человек. Все они поздоровались со мной и начали хлопать. Стэнли решил сделать для меня сюрприз – прощальную вечеринку. Он позвал Жанет, Марису, Яна, его жену Марию, Джулиана и Пенни и, конечно, Андроса. Увидеть его рядом со Стэнли после стольких лет было трогательно. Трейси, другая домработница и садовник начали жать мне руку и хлопать меня по спине. Я был удивлен, смущен, возбужден и счастлив.
