«Не лезь, – сказал Стэнли, – оставь его птицам и возьми другую машину». Вот и «Юнимог» вышел на пенсию.
Каждый день Стэнли приезжал в Pinewood, чтобы посмотреть, как идет работа на площадке, и спланировать график съемок в новом офисе. «Можно мне использовать твое имя для магазина?» – спросил он однажды утром в машине. «Пожалуйста», – ответил я, и через несколько недель, прогуливаясь по улицам воссозданного Нью-Йорка, я наткнулся на паб с красными ставнями и вывеской «КАФЕ ЭМИЛИО». Я вспомнил, что сказали мне родители Стэнли при нашей первой встрече: в Лос-Анджелесе, под их квартирой на Звездном Авеню, было кафе с точно таким же названием. Мистер Эмилио был итальянским иммигрантом и готовил превосходный кофе; они частенько заходили к нему выпить чашечку по дороге домой. «Как тебе?» – спросил Стэнли, с довольной улыбкой указывая на надпись. Затем он отвернулся и стал раздавать указания съемочной группе.
Еще Стэнли хотел, чтобы я отвез его осмотреть здания, которые выбрали для натурных съемок. Ему больше нравилось ездить в своей машине со мной за рулем, поэтому мы взяли «Роллс» и поехали за локейшн-менеджером, а за нами в фургоне следовали ассистент режиссера и главный оператор. Наш кортеж двигался с комфортной скоростью 50 миль в час. «Какого черта он так медленно едет?! – раздраженно вскликнул Стэнли. – Мне надо быть там засветло! Эмилио, обгони его». На следующем прямом участке дороги я разогнался до 70 миль в час и обогнал машину локейшн-менеджера. Проезжая мимо, я успел заметить, как он недоуменно смотрит на нас через окно. Когда мы приехали, Стэнли вылез из «Роллса» и начал делать невероятное количество фотографий; один за другим он набивал карманы пленкой. Даже ко мне парочку положил.
Один из техников отвел меня в сторону: «Как это Стэнли дал тебе ехать быстрее 50 миль в час? – спросил он. – Нам он никогда не разрешал».
«Понятия не имею, – я пожал плечами, – с тех самых пор как мы познакомились, он всегда говорит мне ехать на предельной скорости, потому что ему нельзя терять время».
На следующий день мы снова вернулись на виллу, но теперь уже только я и Стэнли. С течением времени он все чаще просил вернуться туда, где уже побывал со своими ассистентами. Он взял с собой экспонометр и вслух считывал показания на дисплее, затем проверял время по наручным часам и просил меня все записать в оба наших блокнота, чтобы было две идентичных копии, на всякий случай. Я записывал все подряд, не имея ни малейшего понятия, что значат эти цифры, и спрашивал себя, почему он не взял с собой кого-то, кто разбирается в фотографии. Но Стэнли, похоже, моя безграмотность совсем не волновала.
Перед отъездом он настоятельно просил взять «Роллс». «Разве не здорово, что тут столько места?» – спросил Стэнли, раскладывая на заднем сиденье распечатки документов, разноцветные папки и портативный компьютер, образуя тем самым передвижной офис. Через несколько дней он дал мне лист бумаги, на котором изобразил некую кубовидную, клинообразную фигуру, с указанием размеров для каждой из сторон. «Отнеси это, пожалуйста, монтировщику в Pinewood». Когда я приехал забрать этот загадочный объект, то сразу понял, что это такое: переносной рабочий стол Стэнли. Он клал его на колени и с заднего сиденья «Роллса» раздавал указания своим подчиненным. Раньше он тоже так делал, но никогда так эффективно, как теперь в «Роллсе», где все было под рукой (и ручкой).
«Эмилио, дай мне свой мобильник», – сказал он, как только мы сели в машину. Для всех рабочих звонков он использовал мой телефон. Стэнли не хотел, чтобы кто-то знал его личный номер. Проблема была в том, что мне постоянно поступали звонки Стэнли Кубрику. «Нет, это не его номер». «Нет, режиссера здесь нет». «Нет, я не знаю, когда он вернется». При этом, если на мой номер звонили мне, Стэнли был куда менее вежлив: «Он не может говорить, он за рулем». И клал трубку.
Съемки «С широко закрытыми глазами» должны были стартовать в начале ноября в Лютон Ху, усадьбе XVIII века в семи милях к северу от Чайлдвикбэри. Здание было одним из мест, которые Стэнли выбрал до моего возвращения в Англию, поэтому, когда он попросил меня отвезти его туда для осмотра, комнаты первого этажа уже были переделаны. Электрики пытались закрепить на каждой стене сети из крошечных лампочек, словно шторы, да и винтовую лестницу в холле обрамлял завораживающий каскад лампочек. Стэнли провел меня по коридору в грандиозную залу. На следующей неделе здесь будет около сотни статистов, одетых для рождественского бала, который Том и Николь посещают в фильме.
Стэнли собрал техников и статистов, чтобы прикинуть, как выстроить сцену. Найти правильное место для каждой пары танцоров и заполнить зал равномерно было непросто. «Эмилио, можешь, пожалуйста, встать здесь по центру?» – попросил Стэнли, указывая на пустое пространство перед собой. Он позвал Джулию Лэуфер, девушку лет двадцати, которая работала в операторском цехе, и подтолкнул ее ко мне. «Танцуйте», – сказал он и подал знак, чтобы оркестр начал играть. Джулия не шелохнулась и поглядела на меня слегка растерянно. То, что просил Стэнли, должно было быть сделано, так что я притянул ее к себе. «Извини, – сказал я. – Танцор из меня не очень, так что давай просто покончим с этим». Джулия улыбнулась, и мы начали кружиться. Я не танцевал сорок лет. Последний раз – с Жанет, на вечеринке еще до нашей свадьбы. Я не знал движений, не понимал, какая играла музыка, поэтому просто раскачивался туда-сюда и старался не наступить ей на ногу. Стэнли понаблюдал за нами, а затем стал смотреть на куда более способные пары, двигавшиеся вокруг нас. «Я думаю, ты должен быть Том Круз, а я Николь Кидман», – хихикнула Джулия, продолжая танцевать. Стэнли позвал оператора «Стэдикама» и попросил ее танцевать с нами и снимать нас одновременно. Через несколько секунд Стэнли приказал всем остановиться и передвинул несколько пар на заднем плане. Когда его устроило, где мы все находились, он сказал приклеить на пол полоски изоленты, чтобы актеры и операторы знали, где должны стоять.
Я крутился с Джулией в центре залы три часа. К концу вечера я знал о ней все, а она знала все о обо мне, начиная с Кассино и заканчивая Чайлдвикбэри. У нас болели ноги и спины, и нам всем нужно было отдохнуть, но никто и словом не обмолвился. В конце залы я увидел Яна и кивком подозвал к себе. «Теперь твоя очередь», – сказал я, отступил от Джулии и положил ее руки Яну на талию. Хватит с меня танцев.
4 ноября Том и Николь приехали на площадку, и начались съемки «С широко закрытыми глазами». Музыканты и статисты были элегантно одеты для вечера, на стенах ярко мерцали рождественские огоньки. Ребята из департамента спецэффектов включили дым, и свет казался еще более мягким и завораживающим.
Через несколько дней я познакомился с Харви Кейтелем, американским актером, которого Стэнли выбрал на роль владельца дома, пригласившего Тома и Николь на бал. На нем был черный смокинг, а подле него была светловолосая актриса в обтягивающем сверкающем белом платье. Похоже, ему было не очень весело. Стэнли все еще не отснял его сцену, предпочитая проводить больше репетиций. После пяти дней рукопожатий у подножья лестницы в Лютон Ху Кейтель почти перестал разговаривать и начал казаться усталым и раздраженным.
