На следующий день мы отправились в Небуорт-Хаус, еще одно поместье примерно в десяти милях к востоку от Лютон. Мы должны были снимать сцену с Томом, Харви и еще одной актрисой, но все пошло не так: в тот самый день Харви Кейтель покинул фильм, и больше в поместье никто из нас не появлялся. Я не присутствовал на съемках этой сцены и не решался расспрашивать Стэнли по дороге домой. Он просто молча сидел на заднем сиденье «Роллса». Возможно, впервые за всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова.
На следующий день съемочная группа как ни в чем не бывало переместилась в Лондон, в роскошный отель Лейнсборо в Гайд-парке. Стэнли целиком арендовал второй этаж: мастер-люкс отвели под съемки, а в остальных номерах разместили актеров и ассистентов. Для себя он снял представительский полулюкс с гостиной, где тут же усеял весь стол бумагами. Том должен был играть с актрисой Дженнифер Джейсон Ли. Через десять дней сцену закончили, и Стэнли снова выглядел довольным. Затем мы переместились в Сохо, в центр Лондона, где клуб «Мадам Джо-Джо» должен был выступить в роли нью-йоркского паба. Мы провели там шесть дней. Внутри было так тесно, что с трудом удалось расставить камеры.
К концу декабря мы так и не отсняли три небольшие сцены, один актер покинул фильм и отменились съемки на одной из площадок. Я оказался прав: этот проект продлится долго. «Минимум два года», – сказала Маргарет, когда услышала, как Стэнли оптимистично предрекал шестнадцать месяцев. Она постоянно безмятежно повторяла: «Это обычное дело». Уверяю, Warner надо было запрашивать график съемок у нас!
Когда декорации были готовы, съемки «С широко закрытыми глазами» переместились на студию Pinewood. Моей первой задачей там было следить за офисом Стэнли в конце коридора: я точно знал, где он стал бы искать карандаш или какой ящик откроет, чтобы взять блокнот, поэтому поддерживать порядок было несложно. Около полудня я приносил ему обед на площадку. Как и всегда, он отказывался есть в столовой и попросил меня для него готовить: «Ты за этим следи. Что угодно подойдет, даже кусок вареного мяса». Я заказал целую курицу, сварил ее в соленой воде, убрал кожу и кости и принес Стэнли с парочкой соусов. «Это, конечно, не как у Рикардо, но тоже неплохо».
Никому категорически не разрешалось заходить на площадку, но как только ассистент режиссера видел, что я приехал, он подавал знак Стэнли, и тот сразу же прекращал снимать, слезал с тележки и подходил ко мне. Шли недели, я все больше времени проводил на площадке, и в конце концов стал находиться там практически постоянно. Когда я заканчивал свою работу, Стэнли просил меня подождать в его комнате, пока он продолжает снимать. Иногда он просил меня стать перед камерами, чтобы помочь настроить свет: я гулял по тротуару, построенному на заднем дворе, или стоял под бутафорским фонарем, пока осветители регулировали оборудование, а Стэнли проверял кадр на мониторе. Мне кажется, ему просто хотелось, чтобы я был рядом. За те несколько месяцев я провел больше времени на площадке, чем кто-либо другой. Количество рабочих часов, которое я записывал себе в дневник, снова начало расти: сто два часа в неделю, сто четыре, сто семь с половиной…
Хотя мой день был постоянно посвящен Стэнли, я не чувствовал того удушающего напряжения, что было раньше. Как и было обещано, он избавил меня от всех изматывающих обязанностей, связанных с кинопроизводством: «На этот раз ты мой личный ассистент», – сказал он, и теперь кто-то другой возил актеров и техников туда-сюда и даже отвозил материалы в Денхэм каждый вечер. Когда я сидел напротив Стэнли в его кабинете в тот день шесть лет назад, мне показалось, что он внимательно слушал каждое мое слово, и теперь я знал, что так оно и было.
Вечерами, по дороге в Чайлдвикбэри, Стэнли выглядел более умиротворенным, чем на съемках других фильмов. В том числе «Цельнометаллической оболочки»: ему особенно нравился этот фильм, и он постоянно вспоминал о нем с гордостью. В те дни дорога домой всегда сопровождалась оживленными разговорами по телефону, а во время «С широко закрытыми глазами» он предпочитал отдыхать, разбирать бумаги и беседовать со мной.
Стэнли редко совершал деловые звонки, но часто говорил с Джеком Николсоном о том, как шли дела у Вивиан. Теперь, когда она переехала в Лос-Анджелес, кто-то другой должен был звонить ей от лица Стэнли. Еще он часто звонил своей сестре Барбаре, справлялся о ней. На самом деле она была первым человеком, кому он радостно сообщил из «ройса»: «Эмилио вернулся!» По поводу «С широко закрытыми глазами» он звонил только Джулиану или менеджерам Warner, чтобы проинформировать о ходе съемок. Почти всегда мы возвращались домой посреди ночи, и часто он просил, зевая: «Эмилио, есть у тебя блокнот? Надо тут записать, а то я могу забыть». «Как мне писать? Я за рулем! – жаловался я. – У меня же нет диктофона». – «Хорошая идея», – решил Стэнли и на следующий день дал мне небольшой портативный диктофон: «Включай!»
Близилось рождество, Кристиана украсила окна на кухне гирляндами со съемок в Лютон Ху, а Стэнли дал съемочной группе несколько выходных. Но у нас со Стэнли перерыва не было. Он продолжал приезжать в Pinewood для работы над фильмом и посещал возможные места для съемок следующих сцен. Мы поехали в Ментмор Тауэрс, величественный замок в Бакингемшире, примерно в сорока минутах езды от Чайлдвикбэри. Было очень холодно, но не сыро, и дорога не обледенела. Когда мы повернули на длинную улицу, ведущую к дому, Стэнли попросил ехать очень медленно. Он рассматривал пейзаж по сторонам, чтобы понять, подойдет ли он для сцены, которую он задумал. Он попросил остановиться, не въезжая во двор, вышел из машины и пошел назад. Я обернулся и увидел, как он достал фотоаппарат и несколько раз снял машину на фоне фасада. Какое-то время он стоял посреди улицы. Мне показалось, что он двигался все медленней. «Все в порядке?» – спросил я, когда подошел к нему. «Холодновато», – ответил он, и я заметил, что пар оседает на его седеющих усах маленькими кристалликами льда. «Пойдем в машину. Я отвезу тебя в дом, они нас впустят, и погреемся», – сказал я. Мне было тревожно, и взяв Стэнли за руку, я ощутил, что она ледяная. «Давай, Стэнли, – я потянул его, – пойдем, согреемся, а потом поедем домой». Он кивнул и дал мне себя отвести. Стэнли так замерз, что ему понадобилось время, чтобы залезть в машину, а затем дойти до дома. Каждый раз, когда я прикасался к нему, чтобы помочь, то тоже вздрагивал от холода.
Том и Николь оказались превосходными актерами: Стэнли постоянно хвалил их усердие и профессионализм. Том относился ко мне с братским участием, но никогда не нарушал границ. Приехав в Pinewood рано утром, я видел, как он гуляет вдоль павильонов по дорожкам, ведущим на задний двор. Его дети, Изабелла и Коннор, шли рядом, держа его за руки. Он улыбнулся и сказал детям поздороваться. Изабелла, ей было четыре, помахала мне ручкой и назвала меня по имени. Я очень уважал отношение Тома к частной жизни Стэнли: он ни под каким предлогом не заходил к нему в офис, задавал вопросы только о своей роли и всегда ждал, пока Стэнли первым начнет беседу.
Николь, казалось, подходила к работе еще более ответственно, чем ее муж. Она проявляла крайнее уважение ко всем на площадке и никогда не вела себя как капризная звезда. Мне кажется, она относилась к «С широко закрытыми глазами» как к самой перспективной возможности за всю свою карьеру, а главное, как к шансу учиться и совершенствоваться.
