И я протянула руку. Заречный смотрел на нее долго и с плохо скрываемым удивлением. Вряд ли пассии прощались с ним подобным нелепым образом. Ну, что за глупости! Вряд ли его пассии вообще с ним прощались! В принципе! Они если и уходили, то утром, а чаще — оставались надолго. Тьфу! Всякая пакость в голову лезет! Опять настроение поползло вниз.
— Все нормально? — не на шутку встревожился змей и попытался меня обнять.
Не тут-то было! Я отскочила, словно ошпаренная.
— Мне уже пора, Дмитрий Петрович! — быстро затараторила, пока он растерянно хлопал глазами. Ведь не дети оба, но развлекать пенсионерок я отказывалась категорически. Пусть вон «Глухаря» своего смотрят, ему за это деньги платят. — Совсем пора, прямо сейчас.
В синих глазах мелькнуло понимание, и на этот раз мне совершенно официально пожали руку, но выпускать ее не спешили.
— Спокойной ночи, Елена Мирославовна! Благодарю вас за чудесный вечер. Да, в понедельник пришлю за вами машину с водителем. Выйдете по звонку. Завтра постарайтесь квартиру не покидать, чтобы лишний раз не гонять моих ребят, — проинструктировал змей.
— Вы что… за мной следите? — возмущенно выдохнула я. Мало мне двух заговорщиц под боком, так теперь еще и он?
— Слежу! — даже не подумал отпираться Заречный. — Вы мне, с некоторых пор, живой нужны и, по возможности, здоровой. Поэтому побудьте умницей и хорошей девочкой, скажем, неделю.
Он что, только что намекнул на то, что обычно я дура набитая? Ведьма требовала закатить скандал, но зрители убивали все позывы.
— А потом? — поинтересовалась я.
— А потом разберемся, — усмехнулся он. — Если возникнут проблемы, звоните.
Дракон Петрович ловким движением извлек из кармана пиджака визитку и бережно вложил ее в мой рюкзак, который, кстати, держал сам. После этого, пока жертва произвола, а проще говоря — я, не очнулась, он сграбастал мою руку и припал к ней в самом настоящем поцелуе. Нет, он прижался к ней губами. Могу даже предположить, что коснулся кожи языком. Как в кино, честное слово! И вроде выглядит все со стороны целомудренно, галантно и даже мило, а меня словно током прошибло, выгнуло, закрутило, будто теплая, почти горячая волна омыла все тело, заставив щеки пламенеть, и нагло поселилась внизу живота. Змей он и в человеческом обличье змей! Так и знайте! Искуситель!
И пока я, как рыба выброшенная приливом на берег, приходила в себя, хлопала жабрами, и пыталась заново научиться дышать, Заречный шепнул:
— Впрочем, звони мне в любом случае. Особенно, без всякого повода. Я буду ждать, Лена. Очень.
А потом он сбежал. Моргнуть не успела, а уже хлопнула дверь машины, и джип сорвался с места, набирая скорость. Я стояла под обстрелом нескольких десятков подслеповатых, но очень внимательных глаз, и глупо улыбалась. Да, никогда не угадаешь, куда свернет жизнь, и по какой дороге помчится дальше. Будь ты даже самой одаренной ведьмой!
Через минуту в совершенно пустом дворе вновь закипела жизнь. В родных окнах зажегся свет, Ядвига приоткрыла одну створку и крикнула:
— Ступай-ка домой, Еленушка! Ночь на дворе.
Конечно, уже стемнело. Отдохнуть тоже хотелось. Почти в дверях подъезда столкнулась с Аллой Семеновной и приветливо ей кивнула.
— Трое громил пасут из беседки, за домом припаркован их «жып», еще двое стульчики в кустах поставили, на низенькой такой приехали машинешке. Она в проулке стоит. У Михалны все розы помяли, ироды! Ты, Лена, не думай, мы тебя в обиду-то не дадим. Отстоим всем районом!
«Этого мне только не хватало! Путч пенсионерок!» — испуганно подумала я, но улыбку все же выдавила. Хотя в голове всплывали страшные картинки: то Семеновна на танке, то Федоровна с гранатометом… Жуть!
— Спасибо. И спокойной ночи. Думаю, ночью меня никто обижать не станет, с ног валюсь.
— Надо думать! — хохотнула местная разведчица. — Такой красавец и меня бы в лучшие годы загонял, а я повыносливее тебя была-то.
Мне повезло, что подошел лифт, и я с чистой совестью могла не продолжать разговор о своей и чужой интимной жизни. Тем более, что у меня-то ее как раз и не было.
Глава 16
Глава 16
Дмитрий нервничал. Пожалуй, с той самой минуты, как очнулся и взглянул в голубые глаза незнакомки, тревожное чувство не покидало его. Тревожное? Нет, он испытывал самый настоящий страх. Последний раз Заречный так боялся тогда, в юности, когда сидел один в больничном коридоре и ждал вердикта врача, оперировавшего мать. Только сейчас все его беспокойство было направлено на одну очаровательную особу с непозволительно острым язычком.
Елена Мирославовна — ледышка с теплыми лучистыми глазами. Совершенно не подходящее ей имя. Лена, Леночка… Да, ей подходили мягкие, нежные слова, а официальный тон, которым она почему-то пыталась от него отгородиться, превращал ее в колючку. В цветущий кактус! Он так и манил своим огромным прекрасным цветком, но стоило протянуть руку, как тебя встречали острые иголки.
Отчего-то было крайне стыдно и неприятно признавать перед ней свою неразборчивость в женщинах, оправдывая это работой, удобством, обстоятельствами. Такие, как Усольцева, вряд ли поймут, не осудят, но и не оценят. Такие девочки выбирают мужчин сердцем, чтобы потом согреть душой. Наверное, впервые со смерти матери ему тоже отчаянно хотелось впустить кого-то к себе в душу. Нет, не кого-то, а совершенно конкретную блондинку, которая и так забралась под кожу и вальяжно там расположилась, пробираясь все глубже и глубже внутрь. Туда, где билось сердце Заречного. Понимал? Осознавал? Да! Вызывало ли протест такое бесцеремонное проникновение? Нет, нисколько. Он был даже рад ему. Впервые за долгие годы Дмитрий чувствовал себя наполненным до краев, нужным и дико нуждающимся. А губы у нее сладкие, как лесная малина.
Зазвонил телефон. Несмотря на поздний час, Потемкин не спал и, похоже, что-то выяснил по общему делу.
— Да, Антох.
— Голос бодрый, ответил быстро, значит, не спал, — резюмировал друг. — Ну, и какие предположения? Какое прозвище придумает наша доблестная бухгалтерия для Елены свет Мирославовны?
Они часто шутя обсуждали новых пассий, а прозвища, которые давали тем офисные работницы их забавляли. Оба мужчины позволяли себе иногда поиграть в предположения, каким станет следующее. Дмитрия никогда не задевал и не раздражал этот процесс. Не велика разница между «фурией» и «гарпией». Он с трудом помнил их лица. Наверное, потому что почти никогда не смотрел в них.
Вот только сейчас, когда Антон упомянул Лену, Заречный поморщился. Девушка никак не вписывалась в ряд безликих, на все готовых спутниц, которые скорее удобны, чем нужны. Она, конечно ведьма, тут не поспоришь. Но ведьма его, персональная. И трепать ее имя рядом с… В общем, не позволит!
— Антох, завязывай! — прозвучало грубее, чем хотелось бы.
— Запал ты, Димон, — наигранно тяжко вздохнул Потемкин. — Такого парня теряем! А ведь она, как и бабка ее, ведьма!
