Едва за гостем и Еленой закрылась дверь, старушки переглянулись.
— Ох, не нравится мне, Гриппушка, что мы делам, что творим, — покачала головой Ядвига.
— Будто у нас выбор имеется, — проворчала ей в ответ та. — Чай твоя Татьяна с моим Мирославом тоже могли бы еще жить и жить, если бы не долг наш.
— Долг… Долг… Долг… Сколько душ сгубил долг этот! Кому это все нужно сейчас-то, когда земля почти умерла? — в отчаянии вскрикнула старушка.
— Без жертв, сватья моя любимая, земля бы умерла намного раньше. И не было бы ни тебя, ни меня, ни Ленки нашей.
— Но ведь мы ей жизни не даем, Гриппушка! Может, давно бы она счастье свое отыскала…
Глаза Ядвиги подозрительно заблестели.
— Ты что это? Плакать надумала? — спросила ее Саввична. — Не вздумай! Плачут лишь от горя и от жалости. А нашу Ленку жалеть нечего! Всем удалась: и красою, и статью, и умом. И горя пока не случилось. Бог даст, не случится, пока все так удачно складывается. Ну, сама посуди, не может ведьма без силы. Мается, хиреет, чувствует долг… — Гриппа осеклась и посмотрела на сватью. — Да-да, тот самый долг, что заставляет нас умирать, ради того, чтобы жили все остальные, чтобы дышать могли, чтобы корнями своими гордились и не убивали то, что беречь должны пуще глаза. В Ленке уж давно сила бьется, выхода ищет.
— А мы мешаем! — упрекнула ее Ядвига. — Без ритуала все одно дар не проявится, а мы всех ее женихов отвадили.
— Неужто мне тебя учить, что сила не токмо от ведьмы зависит, а и от избранника ее. Какой бы дар обрела Елена, свяжись она с этим Вадимом малохольным? Есть, конечно, и в нем искорка, но почти угасшая, гнилью задавленная. Мало того, что у нее с ним счастья бы не было, еще и сила родилась бы не добрая. Такая не помочь, а только навредить способна.
— Зачем ты сразу в крайности кидаешься? — упрекнула ее Ядвига. — Были и без Вадима кандидатуры.
— Это какие? — внимательно посмотрела на нее Гриппа.
— Да хоть бы паренек этот… Как его? Журналист! Мишенька!
— Мишенька? А ты вспомни, каким он был, когда они с Ленкой встречались? Не ты ли мне в расклад тыкала?
— Бабник… — выдохнула Ядвига, но потом подумала и спросила: — А чем же тогда Заречный твой лучше?
— А вот это ты мне сама скажи. — Гриппа подтолкнула к ней блюдце с чаинками из чашки Дмитрия. — Ты все про бизнес его думала, да про полезность, а сейчас в суть посмотри. Что он за человек? Какие в его жизни женщины были? И чем он от Мишеньки отличается? Хочешь, расклад сделай, а я вот на травках поворожу. Потом и сверимся, что у каждой из нас вышло.
— Ладно уж, давай. Неугомонная ты! С молодости ведь такой была!
— А это оттого, Ядвига, что силы во мне больше, а стало быть и ответственности, — тихо ответила ей Гриппа.
Не стала она говорить подруге, что все это оттого, что суженного выбрала правильного. Что чувства оказались взаимными. Вот только любила она его не одна. Лучшая подруга тоже по нему сохла, хоть и не отвечал ей мужчина взаимностью. А когда Гриппа свой ритуал прошла, да жизнь сплела с любимым, не стала Ядвига своего счастья ждать, а связала судьбу с первым, кто замуж позвал. Назло всем. Хорошо, что толковый мужик оказался, а то бы…
Отсюда и уровень силы разный. Любящему сердцу завсегда больше достается. Только некого подруге винить в том, кроме себя. Она и сама это понимала. Да и что уж старое ворошить, когда все новое в окно стучится. Не даст Гриппа Ленке на те же грабли наступить.
И пусть потом Ядвига своего мужа оценила и прожила с ним душа в душу до самой его смерти, но мощного дара так и не обрела. А земля нуждалась в ином. Это понимали обе старушки. Как понимали и то, что не одолеть им без Еленки колдуна проклятого. Уж больно много душ накопил его страшный посох. Втроем не справились.
Однозначно, нужна сила еще одной ведьмы. Мощная, сокрушительная. Такая, какая только от истинной, самой судьбой дарованной связи бывает. Нет, ни Вадим, ни Мишенька, ни кто-либо иной из ее ухажеров и близко для ритуала не подходили. А вот Заречный… Было в нем что-то такое, от чего даже старая Гриппа пьянела, как от меда хмельного. Молодежь это сейчас харизмой кличет, а раньше звали мужественностью. Нет, не так. Мужеством. А где мужество, там и отвага недалече. Так-то вот. Не зря силу хранителя принял, только осознать еще не успел.
Гриппа плеснула в стакан водицы, набранной из ключа, да сюда в пластиковой бутыли привезенной. Конечно, искусственный материал забирал некую часть энергии природы, которой напитали воду солнце, ветер, лес и сама землица, но времени прошло немного. Магия еще осталась, а значит, ответы на все вопросы получить можно. Ведьма взяла яйцо и аккуратно разбила, отделяя над миской белок от желтка. Желток всегда молчал, скрывая самое сокровенное, что людям и близко знать не положено. А вот белок говорил, раскрывая тайны прошлого, будущего, показывая истину, какой бы неказистой она ни была. Его-то и влила Гриппа в воду.
Осталось всего ничего. Травы по срокам нужным собранные да под яркими лучами высушенные добавить.
— Полынь горькая не утаи, ответь… Ромашка душистая расскажи да поведай… Шалфей сладкий увидеть помоги… — быстро и едва слышно зашептала она.
В воду посыплись перетертые между пальцами сухие листики, смешиваясь с куриным белком. Мутный вихрь пузырьков сам собой поднялся со дна, перемешивая все ингредиенты, заставляя их кружиться и танцевать, складывая из них картинку.
— Вот и чудно, вот и ладненько… — кивнула своим мыслям Гриппа и поднесла стакан к окну, чтобы солнце осветило его содержимое.
Ядвига же пересела на тот стул, на котором совсем недавно сидел Заречный. Именно с этой стороны он касался столешницы. Карты падали туда, где совсем недавно находились его руки. Ведьме нравился мужчина, очень хорошо они с Еленушкой смотрелись вместе. Несколько раз расклады показали, как удачно могли бы переплестись их судьбы. И все же, что-то не давало покоя. Будто приходилось принуждать родную кровиночку, а выбор должен стать не просто удачным, а еще и добровольным. Любовь, она, подобно цветку, в двух сердцах распуститься обязана. Иначе и не любовь это вовсе, а боль одна. Раны от неразделенной любви заживают ох как долго. И все это время человек просто не в состоянии впустить в свое сердце кого-то еще. Ей ли об этом не знать? А с такой тяжестью да обидой на весь мир свою судьбу прозевать не мудрено.
— Ну, что ты там наглядела, подруга моя старинная? Спустя полчаса спросила Гриппа. — Нашла ли отличия между Мишенькой и Дмитрием.
— А ты? — улыбнулась ей Ядвига.
— А я и без карт твоих, по глазам все видела. Хочу, чтобы и ты отбросила сомнения.
— Я и отбросила. Карты врать не станут, коли прочитать их сумеешь.
— Нашла ли разницу между мужами? — лукаво усмехнулась Гриппа.
— А как же. С виду оно как, бабник и бабник. А на деле, погляди какая разница! Мишка до глубоких седин за юбками таскаться будет. И хоть наша Еленушка ему дорога, и вспоминает он о ней частенько и с нежностью, но это не мешает ему с головой бросаться в очередной роман, каждый раз надеясь, что вот теперь-то уж точно пришло то самое, настоящее.
