10 июля 1990 г.
Кясму
Анастасия Цветаева
на 96-м году жизни
Голландия — сказочная страна.
В ней всё иначе, чем в других странах — я во многих была за долгую мою жизнь. Я бывала в Италии, Швейцарии, Германии, во Франции — юность, зрелость и старость — и вот в без двух месяцев 98-ми увидела Голландию. И именно о ней — говорю: сказочная. Так на что же она похожа? Она похожа на детскую книжку с картинками. Ожившая — и живет себе, себе и другим — на радость.
Прилетев днем и проезжая по улицам Амстердама, что я увидела? Ни одного белого дома, только цветные — с белыми окнами. Все оттенки от темно-коричневого до светло-серого, чередуя песочный цвет, кирпичный и темно-серый, и снова — коричневый — палитра художника. Тогда я и вспомнила детские книжки с домами из пряников, окнами из леденцов. Отдохнув в гостинице, я с моим спутником, многолетним другом и врачом (без него я бы не решилась лететь в Голландию), вышли в вечерний час на улицы Амстердама — мы увидели приглушенный блеск реки Амстел — судоходной, широкой, отражавшей огни берегов, услышали с лодок и пароходов, да и с берегов тоже — песни.
Три больших канала, один маленький, баржи, на которых живут — было совсем незнакомое чувство — раскованности; веселья народа, свободы и ощущения дома в своей стране (и я сказала: «В этой стране не знали коммунизма, всё было — естественно!»). Катались на лодках, пели, а ночь из еще светлой делалась темной, и город сказочно отражался в воде, всё еще веселясь и не утихая. И мы бродили, дышали и любовались, гася усталость пути об эту сверкающую реку, лившую в ночь песни, как свои струи.
Часы в Голландии на два вперед против Москвы. И когда мы возвращались, высоко на башне фосфорически светящиеся в темноте стрелки показывали час ночи (по-московски — три).
Ничего подобного я не испытала ни в Италии — даже в Венеции! — ни в Германии с ее сосновыми лесами и легендами. Там была — драгоценная литература, история. А в Голландии — драгоценная жизнь, Богом подаренная в таком музыкальном тоне…
Мы должны были вылететь из Москвы в среду, 24-го июня — в этот день начинала работать книжная ярмарка писательниц-женщин
[310], куда меня пригласили — но не были готовы наши заграничные паспорта. Четверг ушел на усиленные сборы, а в пятницу 26-го машина издательства «Отечество»
[311] отвезла нас на аэродром Шереметьево.
За свою долгую жизнь я летала лишь однажды — в 1951 году
[312]. Я была пожизненно сослана в Сибирь. Как-то, из-за тяжелого бревна, поднятого, что-то случилось с сетчаткой — стало пропадать зрение. Удивительно, но начальство разрешило мне лететь в глазную больницу. В двухместный, чуть больше лодки, самолет, помимо пилота втиснулись провожатый, я и мешок с письмами. А назад тоже летели на двухместном, санитарном.
Но тогда мне было 56. И полет занимал меньше часа. А сейчас… Голландия?
…Я решила просить Юру. Если он сможет лететь со мной — работа в отделении реанимации, сможет ли взять — отпуск? Несколько лет назад мы с Юрой ездили в Коктебель на съемки фильма о моей сестре Марине в мастерской Максимилиана Волошина. Сутки поездом — туда, три дня там, сутки — назад. «Зимний старческий Коктебель» — история этого путешествия уже напечатана в «Юности» в 1989 году.
— Юра, — сказала я Юрию Ильичу Гурфинкелю, — если б даже мне пришлось умереть в пути, — я знаю, что Вы бы и это мне облегчили, как никто. Наше первое путешествие уже напечатано в журнале «Юность» — «Зимний старческий Коктебель», а теперь я напишу о Голландии. Превозмогу страх полета. С Вами — не побоюсь!
Юра утешил меня:
— Самолет голландский, по последнему слову техники, комфортабельный…
И мы собрались.
Большой многолюдный, многоголосый зал Шереметьевского аэропорта. На таможне меня попросили показать медную иконку — подарок мне на 90-летие. Вписывая ее в таможенную декларацию, молодой, одетый в форму человек с интересом поглядывал на меня, словно не веря, что в таком возрасте можно еще куда-то хотеть летать.
Еще одна проверка — на оружие, и вот, по наклонному темноватому коридору прямо из зала — ноги сами тебя несут — в самолет. Открытая дверь, милые лица стюардесс.
— Осторожно, здесь порожек, — сказал Юра, поддерживая меня под руку. — Переступите его, и Вы — в Голландии.
Сам полет, вопреки моим опасениям, почти не ощущался. Стремительный разбег — и мы в воздухе. Облака, небо ярко-голубое. На какой-то момент под крылом всплыла земля, поля, маленькие дома и опять — небо. Когда и облака, и земля под ними оказались далеко внизу, из спинки стоящего впереди кресла выдвинулся небольшой столик, а над ним, точно по мановению волшебной палочки, появился сервированный поднос. После скромных московских обедов этот поражал деликатесами. Полукопченый лосось, камамбер, салат, маслины без косточек. В отдельном фарфоровом судке тушеная морковь и зеленый горошек к мясу (не для меня), десерт — взбитые сливки со свежей клубникой. Всё это на высоте 11 000 метров! Начало нашего путешествия отпраздновали, выпив по глотку поданного нам французского вина.
