— Могу до машины на руках донести. Ну как?
Славка рассмеялась, тряхнув волосами. Сейчас в ее глазах искрилось веселье, и эти эмоции были искренними и неподдельными. И следа не осталось от былого выражения лица.
— Заманчивое предложение, но репутация грозного и сурового Чабаша превыше всего.
Я расхохотался, запрокидывая голову, похрен мне было, кто тут что обо мне думает, я на такие вещи давно болт забил.
Но до машины мы пошли под ручку, Славка все же запротивилась устраивать концерт перед гостями.
А в машине туфли скинула, ноги в коленях согнула, поднимая их повыше. Я за лодыжку одну перехватил, погладил по стопе. Слава замерла, глаза таращит на меня.
— Ты чего?
— А ты — чего? — переспросила хрипло, — неловко мне. Отпусти.
Ногу я не отпустил. Держу за узкое место, лодыжка тонкая-тонкая, кожа на ноге гладкая. Там где туфли прилегали плотно, полоса красная, след от натерости. Я подул слегка, и в ответ кожа ее покрылась мурашками.
А я ладонью вверх скользнул, платье задирая к бедрам. Тут она и отмерла, с готовностью ноги развела слегка в стороны, насколько позволял узкий крой платья. Член сразу запульсировал.
С ней я был трахаться готов в любом подходящем месте, словно пацан, только из армии вернувшийся, лишь помани.
Это и удивляло, и забавляло, и нравилось. Ощущения ярче со Славкой становились, может, потому так и тянуло.
К дому доехали быстро. В лифте Мирослава прижалась спиной к зеркалу, смотрит на меня игриво.
— Я ж не железный, Славка, могу и не удержаться.
— Пугаешь, пугаешь, — она слова тянет, — а все равно до кровати дотянем.
Я на кнопку «стоп» нажимаю, ухмыляясь:
— Сама напросилась.
Маленькая провокаторша. Лифт останавливается послушно, мы весим в воздухе между одиннадцатым и двенадцатым этажом. Я вижу свое отражение в зеркале, что за Славкиной спиной, подхожу к ней ближе, а она с готовностью рот приоткрывает, только и ждет меня.
— Напросилась, напросилась, — кивает, рука ныряет мне под пиджак, тянется к пряжке брюк. Я на стенку облокачиваюсь с двух сторон от нее, упираюсь руками в холод зеркала, а сам горю.
Вся кровь к члену стеклась, и когда его касаются ловкие женские пальчики, выдыхаю рвано сквозь зубы. Каждое прикосновение остро, как по нервам, и в то же время мне мало ее рук. И рта тоже мало, я хочу внутрь нее, до упора.
Хватаю за предплечья, разворачивая к зеркалу, сдергиваю с нее платье до пояса, обнажая грудь.
Она без белья, доступная для меня, готовая. Сминаю руками ее грудь, разглядывая сквозь зеркало, Слава трется об мой стояк своей задницей.
— Трахни меня, — шепчет, и от этих слов я воспламениться готов.
— Повтори, — рычу, вдавливаясь в ее тело своим членом, сжимая соски.
— Трахни, — громче повторяет, а потом еще раз, крича почти, — трахни меня, Давид!
Подол платья рвется, когда я его задираю, сжимаю пальца на бедрах, заставляя Славу выгнуться ко мне на встречу.
Перед моими глазами ее роскошный зад, на ягодицах мелкая россыпь синяков — следы моих пальцев. Эти отметки еще огня добавляют, хотя куда еще больше-то? Я подставляю свои пальцы к ее рту, она языком по ним проводит, смазывая обильно.
Провожу рукой по члену, а потом вхожу в нее, замирая от остроты ощущений.
Горячая. Мокрая. Влаги так много, что она стекает по члену.
Я вижу наше отражение в зеркале, лицо Славы с затуманенным взглядом, обнаженную грудь, покачивающуюся в такт моим движениям. Себя, в пиджаке и рубашке, галстук сбился набок, лицо раскраснелось.
Трахать ее упоительно, я проникаю так глубоко, что она вскрикивает каждый раз, закусывает губу, но продолжает насаживаться дальше.
Закрываю ей рот, чтобы заглушить крики, и вколачиваюсь в тело, раз за разом.
Оргазм такой сокрушительный, резкий, что я еле успеваю вынуть член из нее, провожу по чувствительной головке несколько раз, и тягучая сперма выстреливает на белые ягодицы, растекаясь горячим липким пятном.
Пульс зашкаливает и частит, мы оба дышим тяжело. Помогаю Славе подняться, сдергиваю платье вниз. Она пытается натянуть ткань повыше, чтобы спрять грудь, но я просто снимаю с себя пиджак и заворачиваю ее в него, прижимая к себе.
Вот теперь можно и домой ехать.
Глава 23.
Мирослава.
Я дремала. Ночь была длинной и весьма насыщенной. Вот что Давид умел, так это напрочь выбивать своим напором все мысли из головы напрочь. Но ночь прошла и любовный угар тоже. Стоило только телефону завибрировать, как я открыла глаза. К телефону потянулась — Виктор. И на Давида смотрю. Вроде спит, даже крепко, а там поди пойми…
— Кто? — коротко спросил он не открывая глаз.
— Клиника, — ответила я, почему-то шёпотом. — Можно?
— Можно, — кивнул он. — Не уходи далеко.
Я послушная девочка. Вышла в гостиную торопливо взяла трубку, пока не сбросил звонок.
— Можешь говорить?
— Могу.
Теперь сбросил. Но я понимала, к чему дело идёт и замерла в нетерпении. Сердце колотится, как бешеное. Разлука ни с одним мужчиной, пусть даже самым любимым, не идёт ни в какое сравнение с разлукой с ребёнком. Все познаётся в сравнении. Телефон снова завибрировал, на этот раз видео звонок. Трубку я взяла мгновенно.
На экране Серёжка. Похудел совсем, щеки запали, глаза в половину лица. Родной. Любимый.
— Сынок! — всхлипнула я. — Я так соскучилась! Как ты?
— Хорошо, — сдержанно ответил он, сразу видно, что научили. — Я тоже соскучился. Ты когда приедешь?
Будь моя воля, я сорвалась бы прямо сейчас. Если бы между мной и сыном стоял только Виктор, не побоюсь этого слова, убила бы. В честном бою не смогла бы, убила бы исподтишка. Но между мной и сыном — игра слишком влиятельных людей. У меня нет выбора.
— Мама работает, — горько сказала я. — Я не хочу тебе лгать и говорить точные даты, я сама их не знаю. Но я буду стараться вернуться скоро. Как ты себя чувствуешь?
