Вон он, водный коридор — свершившийся наговор, позволяющий шагнуть на речное дно и, может быть, даже перейти на другой берег реки, что зовется Волгой или Березиной… Олег посмотрел себе под ноги — донный песок, усыпанный мелкой галькой, уже начал подсыхать, и обреченные рыбы, понимая тщетность своих усилий, бились хвостами все медленнее. Водоросли, что могли запутать беспечного пловца и даже утопить его, не давая выплыть на поверхность, поникли и лежали теперь мокрым мочалом. Жалким, скукожившимся и словно дрожащим от неотвратимости своей судьбы.
Олег чувствовал, что Навь манит его. Весь его опыт почтаря прямо-таки кричал, что в таких обстоятельствах нельзя ни в коем случае идти у нее на поводу, но в то же время новое, только что проснувшееся в нем чувство жаждало продолжения. Жаждало узнать, что же будет дальше, если он дойдет до самого конца, окунется в силу Нави, которая, казалось, готова была делиться ей без остатка… И Олег отпустил кинжал, что как якорь удерживал его на месте, и шагнул вперед. Кажется, Богша что-то опять кричал, но почтарь уже не слышал своего учителя или не хотел слышать. Он сделал еще один шаг, дрожа от нестерпимого холода, затем второй, третий. Песок и отточенные водой мелкие камешки скрипели под его ногами, затем он наступил на что-то мягкое. Посмотрел по сторонам — стены воды уже доходили ему до плеч. Пора было делать следующий шаг, но тут Олег неожиданно наткнулся на что-то ногой…
«Мой нож? Но я же оставил его…» — почтарь с раздражением смотрел на гладкую деревянную рукоятку, отвлекающую его от такой манящей тайны.
Он снова сделал шаг, но нож не отстал, а скользнул вслед за ним, а на рукоятке неожиданно начали появляться белые кристаллики.
«Соль? Богша!» — неожиданно почтарь осознал, что же именно сейчас произошло.
Его учитель понял, что даже со своим артефактным посохом не сможет ничего сделать с навалившейся на Олега силой Нави. Понял… и тут же нашел элегантное решение, как можно эту силу обойти. Наговор сродства связал его посох с ножом почтаря, и, напрягая все свои силы, старый ведун не дал тому слишком далеко уйти от своего оружия. Единственного, что могло прервать ритуал. Естественно, не считая смерти того, кто его начал. Но подобный исход явно не устраивал Богшу Храброго.
«И меня это тоже не устраивает!» — сознание почтаря словно бы дрогнуло и прояснилось. Он вновь услышал голос учителя наяву, и теперь тот звучал уже громко и отчетливо.
— Олег! Борись с Навью! Ты можешь!
Почтарь обернулся и увидел старого Богшу, который стоял у самой кромки берега, не заступая в созданный Олегом коридор. В руках ведуна был тот самый посох, который сейчас горел каким-то блеклым молочным светом. Как мощные электрические фонари в густом тумане.
— Олег! — вновь крикнул Богша и слегка взмахнул посохом.
На этот раз почтарь почувствовал легкое прикосновение, словно кто-то тронул его рукой. Мягко, но при этом настойчиво. И оцепенение, которое овладело им до этого, начало отступать, впрочем, не забывая при этом яростно сопротивляться. На Олега будто накатывала волна, которая затем отступала, и тогда мысли его прояснялись. В какой-то момент он сделал усилие и, нагнувшись, снова ухватил свой нож обеими руками. И в тот же миг Навь окончательно отступила, а онснова стал собой, Олегом Локовым, лучшим почтарем Приграничья, полностью контролирующим свои мысли и тело. Правда, и то, и другое пока были не в лучшем состоянии.
«Боль не имеет значения, — впрочем, почтарь быстро абстрагировался от всего, что не имело большого значения в данный момент. — А вот что на самом деле важно… так это то, что мой нож скоро прикажет долго жить. Кто бы знал, что в моем случае именно эта железка окажется не усилителем наговора, а, наоборот, тем, что поможет держать его под контролем!»
Кинжал в руках почтаря уже почти рассыпался в прах, лишь тонкая кривая полоска обугленной меди напоминала о еще недавно блестящем отточенном лезвии. Олег осторожно шагнул назад, продолжая удерживать нож — если сейчас его опустить, то Навь может снова попробовать взять его под контроль. Впрочем, это не единственная опасность. Если нож развалится раньше времени, то еще и стены воды сомкнутся над его головой, и тогда уже Березина-Волга воспользуется возможностью отомстить дерзкому человеку. А водоросли, уже начавшие сохнуть, взовьются вверх словно змеи и задушат его, позволив лишь напоследок взглянуть на свет Яви через толщу воды.
Разрезанный напополам речной поток словно почувствовал ослабление ритуала, искусственный коридор начал пузыриться, стены воды вспучивались, брызгая в почтаря крупными каплями. Верхние края начали загибаться, угрожая сомкнуться в любой момент. И тогда Олег принял единственно правильное решение в этой ситуации — он вновь вонзил остатки лезвия в речное дно.
Вода вздрогнула как живая, и стены коридора, обиженно булькнув, раздвинулись, а почтарь в тот же миг рванул нож вверх, на этот раз уже зная, чего ожидать, и потому уже гораздо легче переборов пытавшуюся удержать его силу. А потом со всех ног рванул обратно — к спасительному берегу, где его ждал протянувший руку старый ведун Богша.
Анастасия Малова, ведунья
— Неужели при дворе князя не учат стрелять из лука? — Сард проводил взглядом стремительно улепетывающего зайца.
— Учат, — Насте удалось совместить спокойный тон столичной ведуньи и унылый взор, направленный на криво торчащую из земли стрелу. — Только это касается наследников мужского пола. С девочками этим если и занимаются, то исключительно по настоянию родителей.
Она не стала упоминать, что в ее ситуации обучение молодой Маловой не грозило даже будь она мальчиком. Сард хоть и оказался вроде бы неплохим человеком — по крайней мере, он не стал присягать наместнику, а, заявив, что предпочитает служить под началом более достойного, принес клятву Хотену — все равно это не значило, что стоит выбалтывать ему личные секреты.
А еще девочка решительно не понимала, что делает на охоте. Лично убивать зверей, чтобы добыть себе пропитание или шкурки, как тот же Третьяк, у маленькой ведуньи, наследницы знатного рода, не было решительно никакой необходимости. Это же не нечисть, которая нужна для завершения испытания… А развлекаться, глядя как Сард и еще несколько дружинников из отряда Хотена загоняют дичь, ей не особо хотелось. Вернее хотелось, конечно же, но только поначалу. Тогда ей казалось, что Олег будто бы угадал ее мысли, предложив сходить с воинами на охоту.
«Заодно и Сарду с Медведем покажешь окрестности, — сказал он тогда. — Им теперь служить под началом Хотена, и было бы хорошо им не путать Огнищево с Оковицами».
И они оба тогда рассмеялись. Второйдружинник из Торжка, кстати, тоже сампопросился под начало сотника Приграничья — Любомир так и не простил Медведю того случая у погодной башни. И тот решил воспользоваться предложением давно знакомого ему Хотена. А сотник, естественно, сдержал обещание и с радостью принял под свое крыло хорошего воина, впрочем, сразу решив устроить ему погружение в местный колорит в виде охоты.
Поначалу юной ведунье было даже весело. Дружинники оказались людьми общительными и знающими много интересных историй. Как правило, они, конечно, рассказывали о поимке разбойников или об отражении атаки заблудившихся кочевников. Их немногочисленные отряды по-прежнему встречались в пограничных областях, особенно много их было в южных степях. Но порой они забредали и севернее. Вести себя старались тихо, не привлекая внимание, однако порой, когда было особенно голодно, нападали на деревни. В таких случаях княжья дружина их методично истребляла в назидание остальным. А тех, что решили напасть на Торжок, напомнив события многовековой давности, Любомир приказал помиловать, если они присягнут князю. Драка все же случилась, и когда защитники Торжка начали степняков теснить, те поняли, что лучше сытая жизнь под присягой, чем голодная свобода и риск быть убитыми. Кстати, именно в той маленькой орде кочевал и Сард.
