Глава 17. Серебряный дуб
— Таков закон, говоришь? Чей? — Никита погладил обвивающую его лиану, которая после этого начала немного светиться, отгоняя призраков, высунувшихся из ближайших к поверхности проходов.
— Так не должно быть… — Найто настолько растерялся, что просто стоял и ничего не делал.
«Живое дерево! Осторожно, ты его поглощаешь!» — предупредила Никиту в этот момент древняя книга.
Впрочем, парень и сам уже заметил, что в окружившей его лиане шли сразу два процесса. Первый — она питалась его светом и росла. Второй — духовный кристалл парня впитывал эту пропущенную через Живое дерево энергию, перенаправляя его рост внутрь себя. Никита скользнул в свой внутренний мир и увидел, что маленький росток, который до этого олицетворял кусочек поглощенного ихора жизни, от неожиданной кормежки разросся до размеров величественного дуба. Вот только при этом что-то явно шло не так… Дерево было покрыто волдырями, они набухали и лопались с глухим треском, словно стремясь развалить его на части. И только благодаря внешнему потоку энергии царственный дуб еще держался.
— Еще немного, и ты выпьешь лиану до дна, — во внутреннем мире книга порхала рядом с Никитой и могла пользоваться обычной речью вместо мысленной.
— Почему на этот раз все так произошло? Когда я поглощал Живую эктоплазму, никаких проблем не было… — задумался парень. — А тут словно чего-то не хватает.
— Подожди, — спохватилась древняя книга. — Ты тогда не просто поглощал эктоплазму. Было кое-что еще…
Понимая, что времени мало, Си не собиралась на этот раз проводить классический урок, решив сама все рассказать Никите. Но тот уже так привык к подобным играм, что даже первой фразы парню хватило, чтобы выстроить соответствующую логическую цепочку.
— Эктоплазма создала мир духов рядом с моим духовным кристаллом, — начал парень. — И он сразу же смог выполнить свое предназначение — помог переродиться тому цветочку, что сейчас стал дубом. Кстати, странная эволюция… Впрочем, сейчас не до деталей! Итак, получается, и Живому дереву тоже нужно выполнить свое предназначение, чтобы процесс завершился. Вот только в чем оно может заключаться? В чем его суть?
— Я предлагаю, — древняя книга изогнулась, изображая кривую улыбку, — что если мы не понимаем, как делать правильно… То давай сделаем красиво! Я много повидала на своих веках и готова поставить на это даже пару своих страниц — мир действительно красив. Все вокруг стремится к какому-то внутреннему и внешнему совершенству. Так, может, просто попробуем его воссоздать?
— Я понял! — Никита на мгновение задумался, а потом яростно кивнул и приступил к делу.
Он так и не смог подобрать ни одного рационального аргумента, почему выбрал именно этот вариант, но больше ему в голову просто ничего не пришло. Парень смотрел на огромную развесистую крону в верхней половине своего внутреннего мира и на куцый росток внизу — и все в нем требовало уравновесить их. Чем Никита и занялся: протянул канал, связав два растения чем-то вроде пуповины, а потом стал удерживать его, выравнивая давление и размер Живого дерева с каждой из сторон.
— Теперь у тебя два дуба, — заявила через пару секунд Си, оценив результаты. — И они, кажется, больше не собираются взрываться.
— А я заодно попробовал второе солнце создать, — Никита кивнул на воплощение своего Живого света, парящего над этим мини-миром. — Но не получилось. Оно, судя по всему, должно быть только одно.
— Ясное дело, — фыркнула древняя книга. — Если у жизни пара — это смерть, и мы ее воссоздали через мир духов, то у света пара — это тьма. А ее воплощения у тебя пока нет.
— Ничего, верну себе монету Саймуса Квилла, и, может быть, получится и ее освоить, — оптимистично заявил Никита, а потом, резко вспомнив о другом представителе этой семьи, поспешил вынырнуть в реальный мир.
К счастью, тут за все время борьбы парня за Живое дерево прошло всего пара секунд. Найто все еще продолжал смотреть на возродившуюся в руках Никиты лиану, остальные пленники стояли вокруг них кольцом — и никто так и не решился ничего в итоге предпринять.
— Я верну его на место? — после стабилизации своего внутреннего мира Никита понял, что может отпустить собравшиеся вокруг него кусочки Живого дерева.
Никто не возражал, и парень с размаху воткнул вытянувшуюся, стоило ему протянуть руку, лиану прямо в камень, высвобождая всю еще оставшуюся в ней духовную энергию. Зеленый побег тут же раздался в стороны, словно бочка, и за считанные мгновения рядом с Никитой вымахало целое дерево. Копия той пары из его внутреннего мира.
— Сначала возродил сожженное Живое дерево, а теперь вырастил из него серебряный дуб? — Найто уже просто устал удивляться происходящему и лишь устало потер сморщенный лоб, но потом собрался и задал вопрос, которого парень уже никак не ожидал. — А ты слышал о первом правиле эльфов Севера?
Никита, понятное дело, ничего такого не слышал. Хотя то, что эльфы Севера должны быть как-то связаны с текущим государством остроухих, было очевидно и без особых знаний. К счастью, у парня под боком был один любитель истории, который словно ждал момента блеснуть своим талантом.
— Значит, вспомнил про основателей империи и про законы, которые высокие рода вроде Квиллов превратили в пыль? — Захария сделал шаг вперед.
— Младшая ветвь бесполезных Шинов, — Найто окинул спутника Никиты презрительным взглядом. — Да, мои предки отказались от того, чтобы было не нужно империи, но это не значит, что мы сами забыли эти правила.
Эльф повернулся к Никите, ожидая ответа на свой изначальный вопрос именно от него. Парень же ткнул в бок Захарию, чтобы тот перестал меряться эго со своим более знатным сородичем, а лучше пояснил своему спутнику, что к чему.
— Первое правило — это прощение, — пояснил обрезанный эльф. — Первый отец учил нас, что только зная, что тебе могут простить любой поступок, мы не остановимся в своем развитии. Два шага — сначала прощение словом, потом прощение делом. И что бы ты ни сотворил, это остается в прошлом.
Никита задумался, переваривая этот новый для себя подход. С одной стороны, звучало все довольно глупо — особенно для него самого, кто лишь недавно смог отойти от последствий ритуала и перестать прощать всех вокруг. Но с другой… В этом странном правиле чувствовалась определенная мудрость, защитный механизм общества, который, как сказал Захария, позволяет ему развиваться. Ведь, если подумать, сколько людей останавливается на полпути, опасаясь последствий того или иного своего решения… От банального — сказать окружающим, что ты о них думаешь — до чего-то более глобального вроде социальных или научных экспериментов. Если знать, что те, кто тебе дорог, всегда простят, надо будет всего лишь пройти путем стандартного ритуала — и насколько проще тогда будет принимать сложные решения! И в итоге сколько новых поворотов откроется перед таким обществом? Сколько противоречий, которые могли бы рано или поздно привести к взрыву, будет снято на самом корню?
