Вирна Мэйс.
— Вирна Мэйс! — объявляет сухощавая, с зачесанными назад короткими волосами, въерха в деловом костюме. — Вирна Мэйс, два шага вперед, пожалуйста! Поздравляем!
Я делаю шаг вперед, всей кожей чувствуя впивающиеся в меня взгляды. Никто из них не хочет меня поздравлять, потому что именно я отняла их шанс обучаться в Кэйпдоре. Я вижу улыбку на лице только у одного парня, он мне подмигивает и поднимает вверх большой палец.
— Молодец, — произносит одними губами, и…
Воспоминание стирается, как будто его и не было.
Я сижу на полу, рядом со мной — мама.
— Ну-ка, что неправильно? Посмотри. — Она указывает на кубики, которые я только что складывала.
Я смотрю.
Три кубика в ряд: «В», «Д», «А».
— Она тупая, — Лэйс сидит на стуле и болтает ногами.
— Она маленькая, — строго говорит мама, а потом поворачивается ко мне. — Вирна, читай.
— В… Д… А…
— Чего не хватает?
Я тянусь к кубику «О», но за миг до того, как слово сложится, воспоминание снова стирается. Картинки из памяти начинают мелькать с такой скоростью, что я едва успеваю их улавливать.
Первый день в школе.
Драка на перемене. Разбитая коленка.
Лэйс, пинающая парня из среднего класса, который меня побил.
Митри у мамы на руках. Тай.
Папа.
Дождь. Шторм. «Ваши родители погибли».
Все это ускоряется, ускоряется, ускоряется, сливаясь в практически бесконечную череду воспоминаний. Занятия спортом дома, потому что в классе я самая слабая и самая мелкая. Море перед глазами. Тепло нагретых от солнца камней.
Брызги на пальцах.
Впервые за долгое время смех. Мы все вместе стоим на берегу, вокруг серо и кажется, надвигается шторм. «Пора возвращаться домой», — говорит Лэйс и смотрит на бушующее море.
Скользящая по коленке рука, противный липкий взгляд. Шокер, который Лэйс протягивает мне. Платформа, платформа, платформа. Гусеница. Первый день в Кэйпдоре. Презрительное: «Калейдоскопница»! — «Привет, я Алетта. Я выиграла в прошлом году, но повредила ногу и не смогла учиться сразу. Мне позволили остаться, представляешь?! Не стали перевыбирать». — «Это Ромина Д’ерри».
Лайтнер К’ьярд.
Холодный, острый аромат парфюма, взгляд въерха.
— Засранец.
Картинки ускоряются еще сильнее. Я больше не различаю ничего связного, просто сплошной смазанный фон, как если бы летела в эйрлате на недопустимой скорости. Легкое покалывание в висках сменяется жжением. Все сильнее, сильнее и сильнее. Теперь калейдоскоп разваливается. Выпадает из общей картины трескающимися частями, как элементы из старой фрески.
Осколок — побережье и склонившийся надо мной Лайтнер с черными, как ночь, глазами.
Следующий — банка с мертвой бабочкой.
Они выскальзывают из общей ленты воспоминаний, которые разматывают, как нечто несущественное, растягивают по поверхности на обозрение всем.
Осколок — нападение в переулке. Еще один — шокер. Следующий — Вартас.
Пелена перед глазами густеет, а боль в голове становится такой, что во мне даже нет сил, чтобы кричать.
Снова Лайтнер.
Мгновения первой близости. Прикосновения губ.
Вспышка боли, удивительное тепло после.
В голове что-то взрывается, и я перестаю понимать, что со мной происходит. Незнакомая девушка с красными волосами кричит, выгибаясь на стене от электричества. Незнакомые темные переходы между каменных стен, странный, похожий на пещеру, кабинет, мужчина, карта, незнакомые люди рядом.
Высокая темноволосая женщина с глазами хищницы. Сцена. Крылья за спиной.
Разваливающийся на части камень, парящий в воздухе.
«Я улечу следующим, совсем скоро мы снова встретимся. Обещаю».
Эта фраза отщелкивается, вылетает из сознания, уже спустя мгновение я не могу ее вспомнить. Как не могу вспомнить всех тех людей, которые окружают меня в рассыпающихся картинках. Волны. Свечение. Мужчина, который меня душит. Все это вылетает, крошится осколками разорванного в воздухе эйрлата стирается, выжигается из памяти.
Боль впивается в тело огненными осколками, растекаясь из превратившейся в сгусток пламени головы по всему телу.
Щелчок.
— Она все еще в сознании? Невероятно. — Перед глазами лицо мужчины.
Жесткий взгляд в упор.
— Мозговая активность… Она все еще способна мыслить. Вот это действительно невероятно.
Тишина.
Этой тишины слишком много, я смотрю на собравшихся вокруг меня мужчин, один из которых в белом халате.
— Главнокомандующий? Ваш приказ?
— Наблюдайте ее.
Он разворачивается и идет к двери. Я смотрю в спину удаляющегося незнакомца, а потом соскальзываю в бесконечную пустоту.
Глава 39. Между океаном и землей
Лайтнер К’ярд
— Диггхард перехватил сигнал, — говорит ньестр Б’игг. — Зьира сообщила, что эйрлаты даже не направлялись в сторону Кэйпдора и летят к побережью.
Внутри стрекозы темно, но у меня перед глазами темнеет еще сильнее.
— Мы должны успеть первыми!
Потому что там Вирна. И ее семья.
Мне отвечают мрачными сосредоточенными взглядами, но генерал приказывает:
— Скорость на максимум.
Мы действительно летим так быстро, как можем, хотя я понимаю, что Диггхард вряд ли будет медлить.
Мы летим очень быстро, пересекая один круг за другим, но это все равно самый длинный полет в моей жизни.
Самый длинный и тревожный.
Поэтому я сжимаю пальцы на шлеме, цепляюсь за него, как за якорь. В голове будто на повторе играет: успеть, успеть, успеть. Добраться до Мэйс, а там схватить ее и никогда не отпускать.
Выполнить свое обещание.
Я думаю о том, как возьму ее руки в свои, как прижму к себе, и поцелую в губы, щеки, глаза. Буду целовать всю. Пусть даже придется делать это в океане. Да хоть в космосе!
Эти мысли придают сил.
Вдыхают в меня надежду.
Круги сменяются один на другой, удаляя нас от центра, за узкими полосками окон стрекозы темнота становится почти равноправной хозяйкой.
— Вижу их! — сообщает пилот. — Радар засек впереди. В небе над Пятнадцатым.
Сердце уходит в пятки.
— Когда мы с ними сравняемся? — спрашиваю, хотя скорее, требую я у генерала, который сидит рядом с пилотом. Он опустил бронированную перегородку между кабиной и нами, и я могу видеть лобовое стекло стрекозы, но в отличие от радаров, заметить отца и боевиков не могу. Слишком сильно они вырвались вперед.
