Океан гудит, и берег вместе с ним, потому что камень под действием моей силы начинает двигаться, вырастать из-под земли. Это даже легче, чем удерживать скалу в воздухе. Сначала мне так кажется, и только спустя мгновение я понимаю, что не только моя сила втекает в камень — в меня самого втекает энергия множества въерхов на берегу. Это не только Хар. Их столько, что я чувствую огромнейший прилив сил. Я резко выдыхаю и, за нашими с Лэйс спинами вырастает стена, достаточно высокая и толстая, чтобы на нее обрушилась мощь океана, при этом не сломав.
Она войдет в лагуну и просто разобьется. Точнее, развернется.
Сверкающие линии пронзают толщу готовой обрушиться волны, и кажется, что над нами звездное небо. Лэйс разворачивает монстра, и я замечаю, как на ее лбу от перегрузки вздуваются вены. Наверное, я выгляжу так же, потому что тяну скалу-стену выше и выше, выжимая соки из земли. Радость от того, что у нас получилось, стирается за беспокойством.
— Лэйс, нам пора, — кричу я. Нужно скрыться арку в камне. Пройти к остальным.
— Сейчас!
— Лэйс! Волна слишком близко.
Я подхватываю девушку, вдавливаю ладонь в камень.
— Нет! — кричит она, и огромная сила вмиг ударяет в меня, и утаскивает нас.
Это не больнее, чем падение с огромной высоты на камни, но страшнее в десятки раз. Нет, в сотни раз! Потому что пока чудовище тащит и тащит меня на глубину, я задыхаюсь. Меня будто перемалывать в бесконечном водном смерче, но ужаснее всего, что я при этом подвел Лэйс и подвел Вирну.
Я сдохну зря. На едховом Дне.
Белое сияние вспыхивает так неожиданно и так ярко, что я теряюсь в этом свете, а потом оно окутывает всего меня, хватает и тащит наверх. Выбрасывает на поверхность, и я хриплю и кашляю, растягиваюсь на прохладном крыле океанской бабочки. На другом крыле точно так же кашляет от нового вдоха жизни Лэйс.
— Мэйс, ты нас чуть не убила!
— Я бы нас защитила, какого едха надо было нас хватать?
— Мы бы прошли через камень.
— Мы бы смогли дышать под водой, в пузыре. Я смягчила удар волны!
— Но нас все равно смыло! Хорошо, что Эн любит меня спасать и просто любит меня. Я готов тебя расцеловать в плавнички, парень!
Я похлопываю и поглаживаю раг’аэну, которая парит над океаном в сторону нового мыса. Он выстоял, а волна… Волну мы действительно развернули. Сейчас она уходила в сторону горизонта.
Лэйс тоже поглаживает Эн и тут выдает:
— Она девочка, въерх!
— В смысле? С чего ты взяла?
— Я лиарха, мы это чувствуем. К тому же, она красивая. Да, моя милая?
Эн издает довольный звук, и я начинаю сомневаться, что это шутка.
Приходится сделать арку, чтобы пройти, но здесь теперь приличная глубина, так что раг’аэна может подойти к берегу. Где нас встречают все. Ныряльщики, въерхи и красноволосая семейка. Среди них внезапно выхватываю лицо Родреса, стоящего рядом с отцом.
Все, конечно же, пялятся на Эн, но когда мы с Лэйс ступаем на берег, все собравшиеся радостно вскрикивают и хлопают в ладоши. Поздравляют. Они поздравляют нас, когда мы проходим через толпу к генералу Р’амришу.
Лэйс почти падает в руки Вартаса где-то на полпути, а вот я не задерживаюсь.
— Где Диггхард? — спрашиваю.
— Он на Первом. В своей резиденции.
Вирна там. Если и существует место, максимально удаленное от источников живой воды, то это Первый круг.
— Летим туда.
Я поворачиваюсь в сторону Родреса.
— И мне снова понадобится твоя помощь, Родди!
Глава 40. Вода — это жизнь
Вирна
Вода — это жизнь, Вирна.
Я цепляюсь за этот голос, потому что этот голос — единственное, что я о себе знаю, и Вирна — мое имя, то немногое, что мне кажется реальным. В остальном я отрезана от этого мира, во мне пустота, которая безгранична, и которой я не могу подобрать сравнения. Мне кажется, если я не буду цепляться за эту фразу…
Вода — это жизнь, Вирна.
… она меня поглотит без остатка.
— Воспоминаний — ноль. — Произносит мужчина в белом халате своему коллеге. — Мозговая активность минимальная для девушки ее возраста. При этом есть что-то, о чем она думает. О чем ты думаешь, девочка?
Он не обращается ко мне по имени, он смотрит мне в глаза, но в его взгляде только пустота. Теперь она повсюду.
— О том, кто я такая.
Я ему… лгу?
Если я понимаю, что я ему лгу, если я могу лгать, значит, не все потеряно? Ложь. Странное ощущение того, что я это осознаю, сейчас отзывается внутри радостью. Которое незамедлительно отзывается на каких-то показателях.
— Что тебе так понравилось? Чему ты радуешься?
Он видит меня насквозь. Их датчики видят меня насквозь. Они мне не друзья. Мои друзья — это… Я словно наталкиваюсь на стену: бесконечную, возносящуюся ввысь, она как сгущенный туман, плотный, от земли до неба. Если я помню, что такое небо и земля, как выглядит туман, значит, все хорошо?
— Что тебя беспокоит? Мне ты можешь рассказать. Ты можешь мне рассказать все.
Нет. Не могу.
— Я не знаю, что рассказывать.
— Что тебя волнует? Говори обо всем, что думаешь. Не просто думай, говори вслух.
— Я не понимаю, почему я ничего не помню.
Это правда.
— Ты пострадала. В результате несчастного случая.
— Несчастного случая?
— Да, тебя захватила группа лиц. Опасных преступников. Они сделали это с тобой. Они хотят разрушить наш мир.
Я морщусь. Если бы я могла добраться хотя бы до какого-нибудь крошечного эпизода… хоть до чего-нибудь, хоть за что-нибудь зацепиться. Но у меня только этот голос, спокойный, мелодичный.
Вода — это жизнь, Вирна.
И мое имя.
Вирна, Вирна, Вирна. Я пытаюсь вспомнить его звучание, я бы могла его произнести, если бы меня оставили одну, но меня не оставляют одну. Ни на минуту.
— Зачем меня захватили?
— Это долго объяснять, девочка.
— Почему вы не зовете меня по имени?
Мужчина замирает. Хмурится.
— Ты помнишь свое имя?
— Нет, — снова ложь. — Но я хочу его знать.
Я помню названия цветов. Я помню само слово «цвета». Я понимаю, что меня окружает — в этой комнате, что я лежу на парящей над полом койке. Что рядом со мной мужчина в белом халате. Я помню слово «помню». Значит ли это, что я смогу вспомнить все остальное?
