Лайтнер замолчал, но я прекрасно понимала, что он имеет в виду.
Ромину.
Сейчас, когда мои чувства практически обнулились, я не могла сказать, что чувствую по этому поводу. Но я точно могла понять, что чувствует Родрес, потому что представить себе жизнь без Лайтнера я не могла. У меня просто не складывалась картинка, как если бы перед глазами разом выключали свет, заглушали все звуки, запахи и даже биение сердца. Жить в таком состоянии не пожелаешь никому, но, возможно… возможно, в другом городе у Родреса получится начать сначала.
Не думать о том, что он оставил за спиной. И последний выстрел в упор. И то, как он нашел Дженну с помощью сети камер еще до того, как она покинула Ландорхорн и ушла на подводную базу, желание убить ее лично, извлеченный из тапета маячок, который Родрес протащил с собой к Дженне в подкладке куртки. Технология этого устройства была такой, что его сигнал заглушался мысленной командой. Настроенный на импульсы, которые подаются в мозг на определенных мыслях того, на кого он настроен, маячок включался и выключался по мысленному приказу. В местах вроде подводной базы или в скалах миротворцев сигнал блокировался, анттехнологии исполнения не позволяли его обнаружить даже когда шел сигнал. Именно так и Родди и Лире удалось оставить их незамеченными.
Это тоже были новейшие разработки Б’иггов, поэтому неудивительно, что рейн хотел видеть их семью при себе.
— Я буду по тебе скучать, — я нарушила молчание первой.
— Будешь?
— Уже скучаю.
— Стоило сегодня встретиться с рейном только чтобы это услышать.
— Ты бы услышал это и без встречи с рейном. Я полночи ворочалась, справляясь с желанием тебе написать.
Он приподнял брови:
— А я спал.
Я даже приблизительно не представляла, что на такое ответить.
— В твоей постели. Да, я тот еще извращенец.
Вот теперь я все-таки ощутимо покраснела, настолько, что захотела залезть в куртку по самый нос, чтобы не было видно пылающие щеки.
— Синеглазка, мне пора, — с сожалением произнес он, оборачиваясь на чей-то голос, а потом снова «возвращаясь» ко мне. — Но я буду тебе звонить. И писать. Каждый день, и пожалуйста, отвечай на мои сообщения, а не как обычно.
Я чуть не брякнула, что совершенно не помню, как обычно, но вовремя удержалась.
— Или что?
— Или я решу, что тебе не нужен, с горя сделаю какую-нибудь глупость…
— Например?
— Например, брошу все и приеду к тебе посреди ночи, — он улыбнулся. — Разбужу тебя, Лэйс, девочек… набью морду Вартасу.
— Ему-то за что?!
— С горя.
Я не выдержала и рассмеялась, поражаясь тому, каким теплым стал его взгляд.
— Люблю, когда ты смеешься. Вечером опять буду на связи.
— Тогда до вечера.
— До вечера.
После разговора мне даже дышалось легче. Я едва покидала в себя обед, а потом просто летала по госпиталю и позже, когда мы помогали лишившимся жилья нескольким семьям перевозить вещи в наш домик на Пятнадцатом и устроиться там, вообще не чувствовала усталости. Я бы еще столько же сделала, но Митри и Тай надо было отвезти домой.
Дома перед дверью обнаружились коробки с едой и букет цветов.
— Какие красивые! — пискнула Тай, я открыла рот, а Лэйс присвистнула.
— Ну, погнали, — фыркнула она и выхватила пластиковую карточку, громко читая вслух: — Моей…
— Л-лэйс! — тут уже я натурально взрычала, но отобрать карточку у сестры не удалось.
Хохоча, она ввалилась в дверь, которую открыл почему-то внезапно помрачневший Вартас и продолжила с интонациями, достойными выступления на сцене:
— … синеглазке с… С…
Я подхватила букет, наградив ее выразительным взглядом.
— Маруна.
— От маруны слышу, — не смутилась она, но все-таки сунула карточку обратно в букет. — Ладно. Живи пока.
Поскольку побыть наедине с собой в этой квартире было негде, я ушла в комнату к девочкам, уселась на матрас и достала карточку.
«Моей синеглазке с любовью. Эти цветы напоминают мне тебя и океан».
Я понятия не имею, где он их достал. Особенно в такой ситуации. Но цветы и впрямь напоминали океан: бутоны рождались на тонком стебле, ярко-синие, бирюзовые, ближе к сердцевине с глубокими темно-серыми прожилками. Их цвета словно пробегались по всем оттенкам воды в любое время года, а мягкие, огромные лепестки шевелились от моего дыхания, как волны.
Цветы мы поставили в воду, и я весь вечер на них любовалась, из-за чего заработала с десяток подколок от Лэйс, но мне было не до ее шуточек. Я просто вдыхала их аромат и почти чувствовала свежесть наполненного солнечным дыханием бриза. Вечером в трансляцию пустили все то, что Лайтнер рассказал мне еще в обед, и сестры забыли о цветах, разговоров только и было о том, каким станет новый мир. Скептичнее всего, как это ни странно, держался именно Вартас, но даже в его глазах я читала надежду.
Возбужденные обсуждением предстоящего, даже несмотря на насыщенный день, спать мы легли очень поздно, но Лайтнер вышел на связь еще позже, когда все уже сладко сопели. Все, кроме меня, потому что я ждала.
«Надеюсь, ты сейчас видишь чудесные сны», — написал он мне.
И я ответила:
«Теперь они точно будут чудесными».
Мир менялся у нас на глазах. Приказ рейна о том, что отныне люди и въерхи обучаются наравне друг с другом наделал чуть ли не больше шума, чем отмена запрета на приближение к воде, упразднение Подводного ведомства и отключение установок по всему Раверхарну. Реформами образования, законодательства и всего остального занимались в каждом мегаполисе отдельно, равно как и исследованиями истории, надежно погребенной в архивах, причем преимущественно в архивах влиятельных семей.
— По-моему, сейчас можно здорово заработать на учебниках по истории, — философски заметила Лэйс. — Первый, кто напишет что-то адекватное, обогатится.
В ответ я только фыркнула: предприимчивости Лэйс никогда было не занимать, но пока что она находилась в поисках работы.
«Бабочку» предсказуемо закрыли, что из нее получится в будущем или что будет на ее месте, пока что никто не представлял, да и с работой в Ландорхорне сейчас было туго. Никто особо не понимал, куда вырулит новая политика, поэтому, разумеется, не спешил набирать новые кадры, а вот сокращения начались.
Поэтому пока что мы с Лэйс жили на то, что зарабатывал Вартас, но я понимала, что мне надо съезжать. Если не потому, что я тут четвертая лишняя (малышня не в счет), то хотя бы потому, что нам было тесновато. Несмотря на то, что для меня и девочек появилась кровать, подушки и пара новых одеял, а матрас переехал в комнату, где раньше был тренировочный мат, я все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Особенно когда Лэйс и Вартасу было даже негде уединиться.
