С Лайтнером мы продолжали общаться по видеосвязи, и, насколько я поняла, временное правительство — совместно въерхи и люди, было почти укомплектовано. Родрес действительно собирал вещи, до конца недели он должен был уехать вслед за родителями, а я ждала нашей с Лайтнером встречи — и заодно первого занятия в обновленном Кэйпдоре, как волшебства.
То, что я буду учиться, даже не обсуждалось, для меня это было само собой разумеющееся, оставалось только понять, как бы мне совмещать это с работой и где найти жилье, которое я смогу себе позволить. Но последние несколько дней я думала только о предстоящей встрече. Она занимала все мои мысли, она, а еще цветы, которых в небольшой квартире становилось все больше и больше.
Вартас говорил, что у него скоро начнется аллергия, на что Лэйс комментировала, что аллергия у него начнется из-за собственной вредности. В конце концов они поругались, и мы втроем слушали, как они орут друг на друга из-за стенки:
— Эта квартира уже напоминает оранжерею! — рычал он. — В то время, как людям нечего жрать, он ей присылает цветочки!
— Тебе-то какая разница? — огрызалась Лэйс. — Хочешь, чтобы тебе деньгами переводили вместо букетов Вирне?!
— Маруна!
— Едх зацикленный!
В комнате что-то упало, и Митри опасливо покосилась на меня:
— Он ей там шею не свернет? Там же падать было нечему…
— Не свернет, — сказала я. — Хотя я бы дала по заднице. Лэйс надо иногда думать над тем, что она говорит.
— Эй, ты на чьей стороне?
— Я нейтральна.
Хотя в следующий момент сама чуть не подорвалась, потому что в комнате что-то упало снова, а потом раздался вопль Лэйс, который… сменился рыданиями? Я уже почти нарушила личное пространство сестры и ее парня, когда услышала:
— Лэйс. Лэйс, да, он меня бесит! Потому что я не могу дарить тебе такие цветы.
Рыдания прервались всхлипом, паузой и словами:
— Говорю же, едх!
Потом продолжились. Чтобы опять прерваться:
— А я работу не могу найти!
— Говорю же, маруна.
После того, как Лэйс заревела еще громче, я поднялась.
— Девочки, пойдем гулять, — сказала решительно и утащила малышню на улицу. Снег за это время уже успел растаять, выпасть снова и растаять опять, а сейчас крупные влажные хлопья падали с неба, чтобы прямо под нашими ногами превратиться в черное месиво.
Улицы по-прежнему продолжали патрулировать военные, но комендантский час уже отменили. Загорались витрины магазинчиков, которые здесь были достаточно редкими, но теперь снова работали допоздна. Люди больше не боялись выходить из дома, жизнь возвращалась в привычное русло. Насколько оно будет привычным, нам еще предстояло выяснить, я понимала, что просто не будет, но все равно чувствовала, что то, что сейчас происходит — правильно.
Новая волна обрушилась на всех утром, когда Лайтнер должен был заехать за мной, чтобы отвезти в Кэйпдор. Люди по всему Раверхарну требовали, чтобы рейн сложил полномочия, и, чтобы подобно предстоящему суду над Диггхардом К’ярдом и остальными обвиняемыми, судили всех, кто лично отдавал приказы о казнях в филиалах Подводного ведомства.
— Это было неизбежно, — сказала Лэйс. — Не только Диггхард К’ярд отдавал приказы, не только в Ландорхорне, не только в глобальных масштабах. Их таких по всему Раверхарну с перебором. И их действительно надо судить. Хоть за сотни убийств. Хоть за одно. Так же, как Д’ерри.
Об отставке судьи Д’ерри и о том, что против него тоже возбуждено уголовное дело за сокрытие улик по преступлению Ромины и убийству парней, якобы угнавших эйрлат и погибших от передозировки, мне рассказал Лайтнер. Много вышестоящих сотрудников Подводного ведомства Ландорхорна, отдававших приказы, оказались на скамье подсудимых за казнь ни в чем не повинных людей. Точнее, виновных только в том, что они были лиархами.
Многие настаивали на смертной казни, но генерал и его сторонники категорически от нее отказались.
— Мы изначально говорили о том, чтобы не проливать кровь. — Я слушала выступление генерала в прямом эфире. — И ее больше не будет. Виновные будут осуждены и наказаны, и можете мне поверить, их мера будет достойной.
Лайтнер говорил, что с наибольшей вероятностью это будет пожизненное и работа на благо Раверхарна. Я боялась спрашивать его об отце, потому что не могла даже представить, как он себя чувствует. Боялась, но все-таки спросила, потому что не могла не спросить:
— Ты не жалеешь о том, что… — У меня язык не повернулся сказать «пошел против отца», поэтому я произнесла: — Что случилось?
— Я жалею только о том, что не успел к тебе, — жестко ответил он. — У моего отца был выбор — и там, на берегу, и на Первом. Он сделал свой, а я свой.
Больше мы к этой теме не возвращались.
Трансляцию про протесты в других мегаполисах Раверхарна мне досмотреть не удалось, потому что раздался звонок: приехал Лайтнер. Меня смело как порывом ураганного ветра, в себя я пришла уже открывающей дверь, а потом обнимающей его.
— Ого, — произнес он, заглядывая мне в глаза. — Это, наверное, большее, на что я мог рассчитывать.
Я не стала рассказывать, что он мог рассчитывать на гораздо большее, и что, если бы не высыпавшая следом за мной семейная толпа, я бы его поцеловала.
— Мы все еще едем в Кэйпдор? — спросила я. — Несмотря на то, что…
— Все еще едем, — твердо ответил он, коротко кивнув Лэйс и Вартасу, и улыбаясь младшим. — Раверхарн будет штормить, это нормально. Сейчас главное удержать то, чего мы уже добились.
В эйрлате меня ждал еще один букет, а еще совершенно другой Лайтнер. Я сама не могла толком сказать, что в нем изменилось — как вообще я могла бы сказать, что он изменился, если плохо помнила даже саму себя — но это воспринималось на уровне чувств. Он как будто повзрослел на несколько лет за эту неделю, и сейчас рядом с ним я ощущала, как вся моя уверенность испарилась. Я столько представляла себе эту встречу, но не ожидала, что она будет такой. И почему я не чувствовала это, когда мы общались по тапету?
— Ты не знаешь, у вас требуется там кто-нибудь на работу? — спросила я, когда эйрлат вышел на трассу.
— Че-го?! — он спросил это так выразительно, что мне захотелось заползти под сиденье, а еще я почувствовала себя как Тай.
— Работу, — сказала я. — У вас там в штабе… во временном правительстве или где-то еще не требуется… никто?
Лайтнер на мгновение отвлекся от почти пустой ранним утром трассы и выразительно посмотрел на меня.
— Это совершенно точно перебор даже для тебя, синеглазка. Мы не виделись больше недели, и первое, о чем ты спрашиваешь — это не могу ли я устроить тебя на работу?
Под сиденье захотелось заползти еще сильнее.
