…Когда Геннадий Ледях закончил танцевать, он продолжил свою творческую жизнь – организовал новый балетный коллектив. Начав с полусамодеятельной группы при Доме культуры завода ЗИЛ, Ледях создал школу, которая затем переросла в театр. Теперь у школы очень хорошие выпускники, которые работают во многих профессиональных труппах. С Геной мы поддерживаем добрые отношения, я с удовольствием бываю на выпускных спектаклях его коллектива (он меня всегда приглашает) и в «Кремлевском балете» сейчас работаю с его выпускниками.
Мой «концертный партнер» Станислав Власов ни больших спектаклей, ни даже па-де-де почти не танцевал – не обладал данными танцовщика-солиста, но зато партнером был уникальным, настоящим мастером поддержки! Имел огромный концертный репертуар, и я с ним вместе часто выступала на самых разных сценических площадках. «Вальс» М. Мошковского, «Весенние воды» – сложные, почти акробатические номера с рискованными поддержками я предпочитала танцевать именно с ним. Кроме того, Слава в то время пробовал ставить и некоторые свои хореографические замыслы отрабатывал со мной: например, концертный номер «Конькобежцы», рассчитанный на смелость и сверхвиртуозность исполнения. Я делала (как на коньках) два тура внизу, и с этих двух туров он выполнял со мной двойную «рыбку», а заканчивали мы на «ласточке». Такое я могла проделывать только с ним: никогда в жизни больше ни с кем не рисковала повторить! Единственный маленький спектакль, в котором я выступала с Власовым на сцене Большого театра, – это «Вальпургиева ночь» (хореографическая сцена из оперы «Фауст», шедшая как одноактный балет). «Вальпургиеву ночь» я тоже танцевала только со Славой! Когда Власов ушел из театра (а ушел он довольно рано – решил создавать свой коллектив, ему хотелось ставить), тогда я сказала, что больше вообще ни с кем этот балет танцевать не буду. Васильев даже обижался: «И со мной не будешь? Я-то могу!» Нет! Никогда! Даже с Володей, даже при надежных Володиных руках, я боялась делать эти поддержки. Только со Славой: с ним я могла хоть с пятого этажа кидаться – не сомневалась в нем ничуть!
Золото Вены и Варны
В 1959 году меня и Володю Васильева отправили на конкурс в Вену. Естественно, нас никто не спрашивал: хотите, не хотите? В театре, в Министерстве культуры решили, что нам надо ехать, – и мы поехали.
В Вене проходил VII Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Раньше такие фестивали проводились каждые два года – сначала в Праге, в Будапеште, затем в Берлине, Бухаресте, Варшаве, Москве. Начались они в 1947 году, то есть почти сразу после войны; фестивали эти имели статус международных, участвовали в них не одни лишь социалистические страны, но и любые желающие (только инициатива и деньги были социалистические). Все закончилось с развалом нашей системы к началу девяностых годов, и прошло, кажется, фестивалей тринадцать. Лауреатские медали всемирных фестивалей имеют, наверное, все наши ведущие танцовщики. Раньше ведь не устраивали еще никаких специальных балетных конкурсов: творческие состязания проходили только внутри фестиваля – конкурс скрипачей, конкурс пианистов, конкурс балета и так далее. Делегация от Советского Союза включала человек восемьсот – нас везли на нескольких автобусах. Фестиваль открыл много новых талантов: здесь впервые появился пианист Алексей Наседкин, приехал из Донецка певец Юра Гуляев – совсем юный, худенький такой. Балет представляла на конкурсе большая делегация – Лена Рябинкина, Рудольф Нуреев, Алла Сизова, Юра Соловьев, еще много молодых ребят. Из Кировского театра целая бригада давала концерты – Ирина Колпакова, Алла Осипенко, другие звезды (они, конечно, в конкурсе не участвовали). Специальной конкурсной программы мы не готовили, танцевали с Володей только то, что уже было у нас в репертуаре: два па-де-де – из «Пламени Парижа» и из «Щелкунчика». Интересно, что я обычно предпочитала танцевать «Щелкунчика», а Володя чувствовал себя увереннее в «Пламени Парижа», однако на конкурсе мне неожиданно удалась именно Жанна, а Володя блестяще исполнил Принца-Щелкунчика. Мы оба получили золотые медали.
А в 1964 году нас с Васильевым послали на I Международный конкурс артистов балета в Варну. Вот это действительно уже был первый только балетный международный конкурс. Собралась молодежь из разных стран, из разных театров – пообщаться, посмотреть, познакомиться. Мы же тогда еще ничего не знали, не видели – нам все казалось страшно интересным. На конкурс мы с Володей поехали опять с прежним своим репертуаром: никаких новых номеров, никаких па-де-де специально заранее не разучивали, как это сейчас делается, когда репетировать конкурсную программу начинают за год. Более того, как раз в это время мы в театре готовились к выпуску балета «Петрушка», поэтому у нас вообще никакого времени не оставалось, чтобы заниматься чем-то еще. А сразу после премьеры «Петрушки» нас с Володей отправили на Асуан в составе делегации, сопровождающей Н. С. Хрущева.
После Асуана вернулись в Москву всего на несколько дней, и тут же пришлось лететь на конкурс – мы даже еще в себя не пришли. В Варне существовал такой порядок: первый тур был отборочный, и в нем не участвовали те, кто уже имел награды (медали, дипломы конкурсов, международных фестивалей). Поэтому мы с Володей сразу прошли на второй тур. Не обошлось без сюрпризов – нам сказали: «Из Ленинграда приехал Никита Долгушин, у которого нет партнерши. Катя, на втором туре ты будешь танцевать с Никитой па-де-де из “Спящей красавицы”, Володя исполнит сольный номер “Нарцисс”, а уже на третьем туре танцуйте вместе с Васильевым “Дон Кихота”». Раньше я никогда с Долгушиным не танцевала, в Варне мы с ним впервые и репетировали. Репетиции (так же как и конкурсные выступления) проходили на открытой площадке, и я все время занималась в темных очках на резиночке, потому что у меня от солнца глаза слезятся (как, бывает, зимой от сильного ветра), просто слезы текут. Но ничего, станцевали, я и Никита Долгушин получили золотые медали, а Володя – Гран-при конкурса.
Концерты кремлевские и профсоюзные
Можно заметить, что в рассказах о театре, конкурсах, поездках постоянно звучат эти слова: нас отправили, нам велели, нас не спрашивали. Действительно, в наше время жизнь артиста балета (особенно в первые годы работы в театре) была очень жестко регламентирована. Нам и в голову не приходило, что можно самим решать – куда ехать, какие спектакли танцевать, что можно, в конце концов, что-то потребовать: например, деньги за выступления в концертах. Я уже не говорю о валюте. Все, что мы зарабатывали за границей, всю валюту, мы сдавали государству и не знали, куда эти деньги идут, на что. Мы бы предпочли отдавать деньги артистам, театру, но нашим мнением не интересовались. Нам только объясняли, что мы обязаны, обязаны и еще раз обязаны. Я как-то в Госконцерте задала вопрос: «По закону мы, кажется, должны получать не меньше половины заработанной валюты. Почему же мы получаем только около пяти процентов от всей суммы?» И получила «исчерпывающий» ответ: «Но вас же государство бесплатно учило!»… Когда мы на Западе говорили, какие у нас здесь гонорары, люди просто заикаться начинали! Либо не верили. Там знали примерно, сколько мы зарабатываем на гастролях: наши гонорары были вполне сравнимы с гонорарами западных танцовщиков, и потому от нас ожидалось соответствующее поведение. Не объяснишь же, что мы все отдаем… Да еще эта наша социалистическая «уравниловка» – когда и хороший артист, и посредственный получают в театре одинаковую зарплату, установленную чиновниками. Неважно, сколько этот артист приносил государству дохода в валюте…
