– Что вы делаете?
– Мы спим…
– Что?! В Париже – спать?! Через пятнадцать минут я буду внизу в вашем отеле!
Я начала трясти, будить Володю: «Володя! Роман Кармен!! Едет к нам!!!»… Кармен летел с Кубы, где снимал фильм «Пылающий остров». С Кубы приходилось летать с пересадками, одна из них – на несколько часов ночью в Париже, а утром снова самолет. Кармен поинтересовался, кто сейчас есть в Париже «из наших», узнал, что здесь артисты балета, и позвонил нам… И вот мы объездили с ним весь ночной Париж, заходили в какие-то кафе, клубы, кабаре, бродили по бульварам. Уже на рассвете пошли забирать оператора Сергея Урусевского из самого первого ресторана, где он как сел, так и заснул, уронив голову на руки. Утром проводили их и дальше побежали. И с тех пор у нас на всю жизнь, сколько бы раз мы еще туда ни приезжали, остались как девиз слова Кармена: «В Париже – спать?!»
Ну а если вернуться к самому началу – первый раз мы с Володей увидели друг друга в 1949 году, когда пришли поступать в хореографическое училище, а познакомились, оказавшись в одном классе. В младших классах мы даже особенно и не дружили. «Ухажеров» мне всегда хватало: они уже во втором-третьем классе объявились. Сейчас, конечно, это очень смешно вспоминать. Как-то раз я с этими поклонниками даже щеку себе отморозила: прихожу домой после школы довольно поздно, мама волнуется: «Где ты застряла?! Уроки давно кончились!» – «Мам, – подосадовала я, – как ты не понимаешь?! Из школы меня провожали Мишка и Валерка, и когда мы дошли до Дмитровки, то Мишке со мной по дороге, а Валерке – в другую сторону, а он тоже хочет идти с нами». И вот мы никак не могли разобраться, потому что я хотела идти с одним, но с другим – по дороге, и мы так и стояли на углу на морозе разговаривали – в надежде, что «третий лишний» сам отойдет, а он все не отходил… С тех пор, когда репетирую и кровь приливает к лицу или когда холодно, у меня иногда выступает на щеке белое пятно – там, где отморозила…
Когда же в четырнадцать-пятнадцать лет начались первые «серьезные» романы, я страшно завидовала подругам, у которых день рождения приходился на весну и лето. Ведь им поклонники дарили цветы! А где достать цветы в феврале, на мой день рождения? Я тогда с грустью размышляла о том, что мне никогда в жизни не будут дарить цветов!
И Володя мне тогда цветов не дарил, но в старших классах из толпы поклонников он стал явно выделяться. Мы везде появлялись вместе – в кино, на вечеринках, бродили вдвоем по бульварам, сидели на лавочках. Ходили по школьным коридорам, взявшись за руки, ждали друг друга после репетиций, вместе делали шпаргалки к экзаменам. Ну и в классе, и на сцене были вместе. (Много лет спустя Таня Голикова, которая училась вместе с нами, но на несколько классов позже, напомнила мне: в школьном «Щелкунчике» она выступала в роли маленькой Маши, когда я танцевала Машу-принцессу, и во время спектакля она передавала мне записочки от Володи. Сама я этого не помню, но наверняка такое случалось. Просто для Тани это, наверное, осталось особенно ярким воспоминанием – взрослый роман на ее глазах, да еще она к нему причастна!) В общем, начались романтические отношения, свидания, объяснения. Но я как-то не представляла себе, что вот окончим школу и сразу поженимся. И действительно, после того как нас приняли в театр, мы разошлись в разные стороны. У меня появились новые кавалеры; через какое-то время и у Володи тоже закрутились свои романы, как-то раз он даже подрался из-за девушки. Кроме реальных романов, которые, конечно, обсуждались любителями посплетничать, про меня еще и разных историй насочиняли достаточно. То ходили слухи, что я уже вышла за кого-то замуж, то называли моим любовником человека, мне вообще незнакомого. Иногда встречала приятелей, а они кидались с расспросами: «Правда, что у тебя роман?» Спрашиваю: с кем? Один назовет какое-то имя, а другой его перебивает: «Да брось ты, не с тем, а с этим!» А я ни того, ни другого вообще не знаю! Кого только мне в мужья не прочили! Когда Ван Клиберн приезжал в Москву на I Международный конкурс имени Чайковского, мы еще и знакомы не были, но слухи нас уже поженили. А уж когда он во второй раз приехал вместе с мамой, все заговорили: «Ну вот, точно, он уже и маму привез с невестой знакомиться!»…
Три года мы с Володей так поврозь гуляли-гуляли, а потом как-то встретились на одной вечеринке, объяснились, помирились и – все вспыхнуло снова. В общем, мы почувствовали, что нужны друг другу… К тому моменту, когда собралась выходить замуж за Володю, я поняла, что для меня он – единственный…
Быт и досуг советской молодежи
Во времена нашей юности денег ни у кого из нас не было совсем – хорошо, когда копеек пятьдесят в день на двоих приходилось! К концу месяца, случалось, просила у мамы мелочь на трамвай. Ходили вечно голодные, молодым организмам с нашими-то физическими нагрузками постоянно требовалось подкрепление. Да еще когда после всех занятий, репетиций нагуливались с Володей по бульварам, аппетит появлялся просто зверский. Шли мы тогда в столовую Школы-студии МХАТа, брали (на все деньги!) громадную тарелку картошки Володе и гречневой каши мне. Володя гречку терпеть не может, просто ненавидит, и он всегда с ужасом на меня смотрел, как я эту кашу ем. На цветы-подарки и близко денег не было! Володя тогда даже ни одного костюма не имел – так, брюки, рубашки. А я могла наряжаться в одно-единственное (мамой сшитое) выходное платьице, – правда, любимое, которое носила до тех пор, пока оно на спине не лопнуло. Но я никогда и не была тряпичницей, не увлекалась нарядами, может быть потому, что с детства не имела возможности их покупать. Носила только то, что шила и переделывала мама. Первый раз в жизни надела вещь, сделанную не мамиными руками, когда ехала на гастроли в Америку в 1959 году.
Мы впервые отправлялись за рубеж и, конечно, хотели выглядеть прилично. Костюм Володе тогда одолжил его двоюродный брат, а мне заказали в ателье черный английский костюмчик, потому что мама все нужное сшить сама не успевала. Она ведь и работала, и все наше хозяйство вела, а я целый день находилась в театре и помогать особенно не могла. Зато мама успела сшить мне пальто! Хорошие материалы были дороги, да их еще приходилось с большим трудом «доставать», и потому мама сшила его из какой-то грубошерстной материи (по виду – байкообразной). Пальто фисташкового цвета, отложной воротничок: мне оно казалось шикарной вещью – ведь не переделано из чего-то, а специально для меня сшито! Но когда приехала в Америку, то поняла, что появляться в нем на людях просто нельзя! И вот тогда на первые деньги, которые мне там дали, я купила новое пальто и сказала себе, что это никогда в жизни больше не надену! Мы жили с Таней Попко в одном номере гостиницы, и, когда переезжали, я свое пальтишко сложила и засунула в какой-то ящик стенного шкафа, как будто я его забыла. Посадили нас всех в автобус, но в последний момент прибежала горничная со свертком в руках: «Кто забыл пальто?» Мне пришлось признаться, что оно мое. В общем, два месяца мы ездили по Америке – и два месяца на всех переездах в каждой гостинице я пыталась его куда-то запрятать: под матрас, под стол, за диван. На помойку рука не поднималась выбросить. И каждый раз прибегала горничная и спрашивала: кто забыл пальто? Так оно со мной и вернулось в Москву…
