Но это, пожалуй, единственный пример его разумного отношения к собственному здоровью. Всю жизнь, если у Володи поднималась температура, начинались воспаления и требовалось лечение антибиотиками – заставить его принять лекарство оказывалось абсолютно безнадежным делом! Даже нашей собаке в пасть было легче запихнуть таблетку! Только и отмахивался: «Само пройдет!» Васильев в гипсе по пояс и на костылях мог сесть в машину и поехать! А когда его останавливал гаишник, из машины сначала появлялись два костыля, потом загипсованный и недоумевающий Васильев: «А что я сделал-то?»
Лекарство принять его не заставишь, к врачам не загонишь, а уж в больницу уложить – и вовсе нереально! Всегда так было! Однажды, после очень тяжелой травмы, когда Володя сильно порвал связки (ему загипсовали всю ногу), я все-таки попыталась устроить его в стационар. Дома его лечить не удавалось – он ничего не слушал.
Как-то вхожу я в спальню и вижу: стоит Васильев с большущими ножницами и этот гипс режет. «Ты что?! – бросаюсь к нему. – Ты понимаешь, что останешься без ноги?! При твоей-то профессии!» Но он все свое твердит: «А он мне мешает!» Тут я поняла, что Володю надо срочно отправлять в больницу под врачебный надзор! Общими усилиями наконец его уговорили лечь в ЦИТО. А там для него даже не просто обычную палату подготовили – освободили ординаторскую, всех врачей оттуда убрали! Поставили телевизор, я притащила книг целый мешок, привезли ему туда вообще полдома. Наконец, вечером доставили в больницу Володю. Утром прихожу на класс, и меня тут же зовут в балетную канцелярию: «Катя, звонят из ЦИТО, говорят – срочно!» Бегу к телефону: «Что случилось?!» Что вообще может случиться: ну связки порвал – это же не инфаркт?! «Мы вас умоляем, – доносится из телефонной трубки, – приезжайте, пожалуйста! Вы нам очень нужны!» Я говорю в канцелярии, что не смогу пойти на репетицию, и лечу в больницу. Приезжаю – меня сразу направляют в кабинет директора. Причем встречают уже внизу: «Екатерина Сергеевна, пройдите, пожалуйста на второй этаж!» Поднимаюсь, а там по коридору в два ряда стоят все врачи и хором умоляют: «Мы очень вас просим – заберите его, пожалуйста, домой!» Ничего не понимаю: всего одна ночь прошла, у Володи отдельная палата с телевизором! И уже утром меня вызвали! Вхожу в длинный-длинный директорский кабинет, вижу пустой стол, за которым они совещания проводят, стульев штук пятьдесят – и на одном стульчике притулился Васильев. «Володя, что?!» – «Возьми меня домой, пожалуйста!» Дальше у нас начинается разговор как в детском садике:
– Володя, я тебя заберу, но с одним условием – ты будешь слушаться!
– Я буду слушаться, я буду все делать!
– Ты будешь лечиться, ты будешь соблюдать режим и, если я куда-то уйду, ты не сбежишь!..
В общем, собрала я все эти телевизоры, книги, вещи и повезла его обратно. Но когда домой вернулись, Володю чуть что как ребенка пугать приходилось: «Володя! Я звоню в ЦИТО!» И мама караулила его буквально каждую минуту, чтоб только он гипс не снял. Все напрасно: отлучилась как-то ненадолго, а когда вернулась, смотрит – гипса уже нет!.. На упреки, уговоры, убеждения всегда один ответ: врачи ничего не понимают и он сам все знает лучше их…
Никогда не берег себя, не осторожничал: все репетиции – безоглядно, в полную силу, никогда ничего не делал «вполноги». И вне театральной жизни так же самозабвенно отдавался своим увлечениям: какими только видами спорта не занимался – плавал, с вышки прыгал, боксировал, в теннис играл, фехтовал! Ему постоянно твердили: «Володя! Осторожнее! Ноги побереги!» Бесполезно! Никого он не слушал! Всегда «горел» тем, что делал! Володя еще и за сборную Большого театра по футболу выступал против сборной команды Ансамбля Игоря Моисеева. Играл девятым номером, и все ему кричали: «Стрельцов! Стрельцов!» По-моему, ничем больше Васильев не гордился так, как этим прозвищем!
Натура совершенно стихийная во всех проявлениях, если «заведется» – не остановить! Помню, на гастролях в Нью-Йорке в отеле, этаже на 33-м, отмечали чей-то день рождения. Ну и конечно, не хватило шампанского. Так Володя сходил за бутылкой в соседний номер по карнизу! Ладно, тогда еще совсем молодой был, можно понять – чего «на кураже» не сделаешь! Но ведь и с возрастом мало что изменилось, осторожности у него ничуть не прибавилось. В октябре 1993-го во время штурма Белого дома стрельба стояла, так Васильев, конечно, не утерпел (мы живем в двухстах метрах от Дома правительства, и одна шальная пуля даже выбила кусочек из стены нашего балкона), помчался в самое пекло с видеокамерой.
Решения Володя всегда принимает мгновенно и, если чего-то захотел сегодня, – должен добиться прямо сейчас, отложить на неделю уже невозможно! Если через неделю напомнишь – удивляется: «Разве я этого хотел? Не может быть!» А мне для решения любой проблемы нужно подумать, подготовиться, прежде чем решиться. Как с узелками: каждый узелок буду распутывать, развязывать, сколько бы ни раздражалась на такое занятие. Володя любой узел разорвет! Это и в серьезных делах проявляется, и в мелочах. Когда я мучаюсь сомнениями: браться ли мне за новую роль или какое-то иное дело – Володя все время меня подталкивает, и подстегивает, и заставляет поверить в свои силы. Мне просто необходима его энергия и уверенность! Даже когда мы вместе идем в магазин и я впадаю в глубокие раздумья по поводу того, какую кофточку выбрать – черненькую, беленькую, а может, зелененькую, – Володя поступает решительно и просто: «Да возьмем сразу все!»
Машину водит виртуозно; правда, я боюсь с ним по городу ездить. По шоссе за городом хорошо так мчаться, а по городским улицам – просто невозможно! Ведь летит не глядя! Да как еще он водить-то учился! Всего один день покатался на пустой дороге в Серебряном Бору – и мы уже поехали в Москву, где сплошной поток машин, грузовики, автобусы. Вот когда было по-настоящему страшно!
Не терпит однообразия, не любит, просто устает долго сидеть на одном месте. Может совершенно неожиданно вскочить часов в пять утра и отправиться куда-нибудь рисовать. А потом оказывается совсем не в том месте, куда собирался, – в дороге новая идея увлекла! Помню, как однажды еще затемно вот так умчался, только и сказал мне: «Я поехал на этюды! Хочу махнуть в Ярославскую область – там места потрясающие!» Я спросонья даже не очень поняла, о чем он говорил. Ну а потом проснулась окончательно, пошла на репетицию – готовила тогда партию Ширин к премьере «Легенды о любви». И на репетиции у меня случился надрыв связок на колене: меня отвезли в ЦИТО, наложили гипс, потом доставили домой. На следующий день звонит Володя:
– Привет, я в Ленинграде!
– Как – в Ленинграде?! Ты же под Ярославль собирался! Что ты в Ленинграде-то делаешь?!
– Да фильм тут смотрел, «Я – Куба!» называется. Теперь домой еду. А ты как?
– В гипсе лежу!
Так, в гипсе, пролежала я целый месяц, «Легенду» не станцевала. А Володя с тех пор, как куда один отправляется, меня спрашивает: «Ну и что у тебя случится на это раз? Как меня нет – так у тебя какая-то травма!» И правда, когда он уезжает, со мной постоянно что-нибудь да происходит: то вдруг горло так схватило, что голос пропал, то правое плечо «выскочило», то еще что-то. Володя говорит: «По-моему, ты это специально делаешь – чтобы я не уезжал!»…
