В нашем фильме снималась опытнейшая актриса Мария Владимировна Миронова. Именно с ней я играла сцену, где требовалось провести больше всего сложных диалогов, наполненных для моей героини глубоким внутренним смыслом. Играть вне привычных хореографических выразительных средств было трудно, и Мария Владимировна мне серьезно помогала. Как партнер, она меня просто «вытаскивала»: Миронова умела подать реплику так, что это рождало ответные эмоции, она органично включала меня в сценическое общение. Я совершенно не чувствовала между нами той «пустоты в глазах», когда каждый актер говорит свое и занят только собой. Мария Владимировна придавала нашей общей сцене эмоциональную и смысловую наполненность. Благодарна ей от всей души…
Во время съемок Александр Аркадьевич величественно удалялся в угол и оттуда наблюдал, как Васильев увлеченно экспериментирует на съемочной площадке. Володя исполнял в фильме центральную мужскую роль и ставил хореографические сцены. Но ему, как всегда, было еще интересно сделать все и за всех! Он и в окуляр камеры смотрел, и всеми актерами руководил, и мизансцены выстраивал, и осветителями, и пиротехниками командовал, и за монтажным столом сидел. Ну и танцевал, конечно, за всех. Белинский не вмешивался. Только когда клубы «художественно» напущенного дыма чересчур сгущались, а меня Володя загонял в самый дальний конец павильона, Александр Аркадьевич ехидно интересовался: «Ах, ты хочешь снимать совсем на общем фоне? Чтоб, значит, зритель не понял – это кто же там танцует? Зоя Федорова с Александром Белявским? Ах нет! Васильев с Максимовой!.. Очень оригинальное решение!»
Не столько сама съемка, сколько бестолково-долгий процесс подготовки к ней выматывал все силы. Вечная история на съемочной площадке: актеры давно готовы, одеты, загримированы, а свет все никак не поставят, камеру никак не наладят, пиротехников с дымом никак не дозовутся. Я уже просто изнемогаю от бесконечного ожидания – зацепилась руками за Володино плечо, буквально повисла на нем и взываю: «Сними-и-ите нас!» – а он подпирает меня бедром и смеется: «Ну вот, теперь ты в самом подходящем состоянии для марафона!» Действительно, сцена изматывающего танцевального марафона получилась весьма натуральной: я упала, и по моей руке кто-то прошелся по-настоящему!
Пришлось столкнуться и с другими малоприятными ситуациями. Собирались, например, снимать сцену прыжка героини с вышки в бассейн. Бассейн, который нам предоставили, оказался на ремонте (потому-то нам и сдали его за какие-то гроши). Правда, с вышки прыгала дублерша, которую снимали в другом – большом и приличном бассейне. А в этом из воды выходила уже я. Но сначала, естественно, мне туда еще предстояло войти. В результате ремонта в воде плавала известка, какой-то строительный мусор, всякая грязь, а кроме того, бассейн не отапливался. И мне ничего не оставалось, как залезать в грязную, ледяную воду…
К сожалению, не могу сказать, что «жертвы были не напрасны». Фильм мне не нравится, он получился неровный, фрагментарный, режиссерски не выстроенный. У меня достаточно претензий и к себе самой, во всяком случае, то, как я разговаривала в фильме «Жиголо и жиголетта», меня никак не удовлетворяет…
«Травиата»
Я не говорю здесь о концертных номерах, небольших фрагментах балетов с нашим участием, снятых в кино или на телевидении, – обо всем рассказать невозможно, да и не всегда интересно. Но об одной, казалось бы, совсем маленькой работе, всего об одном танце, да еще не в балете, а в фильме-опере, я вспомню обязательно.
В 1982 году, когда на гастролях в Вене мы с Володей танцевали «Дон Кихота» в редакции Рудольфа Нуреева, нам позвонила из Англии Мэри Сен-Джаст и сказала, что у нее есть для нас интересное предложение от одного друта К ее словам стоило отнестись со вниманием, потому что среди многочисленных друзей Мэри встречались личности незаурядные. И действительно, оказалось, что «интересное предложение» исходило от Дзеффирелли. «Я только что говорила с Франко, – сообщила Мэри, – ему нужна пара для “Травиаты”, маленький эпизодик станцевать». Мы сначала подумали: «Уж столько этих “Травиат” видели-перевидели, да и ехать только ради маленького эпизодика…» Но потом мы друг на друга посмотрели и воскликнули в один голос «Это же Франко! Дзеффирелли!» И конечно, полетели!
Дзеффирелли хотел, чтобы мы исполнили испанский танец на балу у Флоры. Съемки проходили в римском киногородке Чинечитта среди декораций невероятной красоты. То, что поставил хореограф фильма, нас не устраивало, и Дзеффирелли предложил Володе сделать свой вариант. Мы много слышали о том, как работают кинематографисты на Западе, как дорого стоит одна минута съемочного времени. Но Дзеффирелли сразу предупредил: «Володя, работай так, как тебе надо, и не думай о времени – будем снимать столько, сколько потребуется»… Потом мы с Франко подружились, и у нас до сих пор теплые отношения.
«Дзеффирелли» – значит «ветер», это не настоящая его фамилия – Франко был незаконнорожденным сыном, с детства очень одиноким. И с тех пор у него остался страх одиночества, поэтому он всегда собирает вокруг себя огромное количество людей. Приезжаем к нему на виллу (Франко пригласил нас отдохнуть), а там – ну просто толпы народу крутятся сутки напролет! Мне, например, чтобы отдохнуть, нужно забиться в какой-нибудь угол, ни с кем не разговаривать, не видеть никого. А Франко, наоборот, старается всегда находиться среди друзей, знакомых, приятелей; однажды он признался: «Я так боюсь оставаться один!»
Искренне сожалею, что мне больше не довелось принимать участия в творческих проектах Дзеффирелли, но наши дружеские встречи продолжаются. Всегда, когда мы с Володей приезжаем в Италию, обязательно стараемся повидаться с Франко. На Рождество он непременно присылает нам традиционные поздравительные открытки. А Володя сделал с ним еще одну совместную работу – в 1993 году на сцене Римской оперы он был хореографом в постановке Дзеффирелли оперы Дж. Верди «Аида». Летом 2002 года они представили новую постановку «Аиды» уже в Вероне на открытой площадке старинного амфитеатра Арена ди Верона.
«Анюта»
Александр Белинский давно хотел снять телевизионный балет по Чехову, долго «ходил вокруг» «Скверного анекдота», а потом как-то раз услышал вальс Валерия Гаврилина и понял, что это настоящий «чеховский» вальс. Вот так, не от литературы (как в случае с «Галатеей» и «Жиголо и жиголеттой»), а от музыки родился замысел фильма, хотя в основе его были использованы мотивы рассказов Антона Павловича Чехова, большей частью – «Анны на шее». Белинский написал нам письмо, излагая свою идею, но Володю она не вдохновляла до тех пор, пока он тоже не услышал «чеховский» вальс Гаврилина Вот тут он загорелся – для Володи именно музыка всегда имела определяющее значение в творчестве. Музыка давала импульс его хореографической фантазии, режиссерским находкам, актерским эмоциям…
Для «Анюты» Александр Аркадьевич вместе с Володей подбирал музыку буквально по кусочкам из разных произведений Валерия Гаврилина. Композитор он действительно замечательный, о нем Георгий Свиридов сказал: «Современный Мусоргский». Но идея поставить балет на его музыку Гаврилина совершенно не привлекала и даже казалась странной, специально для фильма он ничего не писал, а из-за этого возникло много сложностей: кроме того, что музыки просто не хватало, большая часть ее была не оркестрована. Сначала попросили сделать оркестровку Леонида Десятникова, но они с Гаврилиным слишком разные композиторы: когда Десятников закончил оркестровку, оказалось, что это уже совсем не Гаврилин – ушло все настроение, дух гаврилинской музыки. Удачную оркестровку удалось сделать Станиславу Горковенко, он же дирижировал при записи музыки для телебалета.
