В «Кремлевском балете» моей ученицей стала и Таня Предеина. Она молодец, нашла свое место в жизни. Сама Таня не москвичка, родом из Челябинска, заканчивала Пермское хореографическое училище у Людмилы Павловны Сахаровой. В «Кремлевском балете» Таня танцевала сольные партии, но балериной еще не числилась. У нее хорошая фигурка, красивые ноги, хорошие физические данные, но сильной техникой она сначала тоже не отличалась. А потом у Тани родился ребенок, в Москве не все гладко складывалось, своей квартиры не имела (жила в общежитии), и она вернулась в Челябинск к маме: в общем-то, из-за ребенка вернулась. И из-за ребенка уехать из Челябинска не могла. Пришла в Челябинский театр, попросила разрешения позаниматься – надо же в форму входить, не терять свою специальность. А в театре ей сразу предложили какие-то партии в спектаклях. И сначала никто, в общем, не думал, что Предеина там останется. Но вскоре Таня уже танцевала и ведущие партии. Ей там понравилось, и главное – Предеина не считала, что танцевать можно только в Москве. У Тани в Челябинске все сложилось, в театре ее приняли и очень полюбили.
Ну а мы-то ее все ждали в «Кремлевском балете», никто и не думал, что Таня уехала насовсем. Когда это выяснилось, многие говорили: «Дура, девчонка! Ничего не соображает: осталась в Челябинске, когда имеет партии в Кремлевском театре!» Но Таня выбрала то, что ей надо. И дело не в том, что на периферии другие требования или в Челябинске танцевать легче: Предеина по своему профессиональному уровню вполне могла бы танцевать в Москве. Когда она приезжала репетировать со мной «Анюту» в Большом театре, ее увидело наше балетное руководство, и мне сказали: «Сейчас как раз конкурс, пускай Предеина в Большой театр попробуется». И Андрей Петров тоже интересовался: «Нельзя ли нам Таню обратно?» Чтобы быть честной перед собой, я ей об этих предложениях сказала: «Таня, подумай – Москва есть Москва, и Большой есть Большой… Но в то же время пойми – здесь тебе нужно будет начинать все с нуля». И я искренне обрадовалась, когда она сказала: «Я подумаю, Екатерина Сергеевна… Нет, останусь в Челябинске», – у меня появилось большое уважение к ней. Таня абсолютно права, потому что ее так любят в Челябинске (хотя я понимаю все трудности жизни там)! Ее так ценят! Она там действительно королева. А в Москве пришлось бы доказывать, бороться, нырять во всяческие интриги! Я знаю Таню, которой абсолютно чужды подобные выяснения отношений, – она тут же уступит, скажет: «Ладно, пускай, мне ничего не надо!»
Татьяна Предеина сейчас много ездит за рубеж. Это такие поездки, когда для спектакля (например, «Щелкунчика» в Америке) собирают временную труппу: наши балетмейстеры ставят, а наши балерины – танцуют. Предеина с такими труппами часто гастролирует, и ее с удовольствием приглашают. Таня всегда выступает на хорошем профессиональном уровне, и в то же время она человек без капризов, нет у нее никакой звездной болезни – с ней приятно иметь дело. В Челябинском театре к таким поездкам относятся с пониманием, ее отпускают. Иногда приезжаю в Челябинск и слышу: «А Предеина опять уехала… Ну что делать, мы терпим ради того, чтобы она у нас танцевала». Я поддерживаю: «Правильно, терпите, терпите!» Часто перед поездками Таня приезжает ко мне репетировать: я с ней готовила «Золушку», «Анюту», «Щелкунчика», «Дон Кихота», «Спящую красавицу», «Жизель» – всегда с ней работаю с удовольствием.
Еще одна моя ученица, с которой я занимаюсь не постоянно, а лишь во время ее приездов в Москву, – это Юкари Сайто. Она не только моя ученица, она моя «доченька», потому что я стала ее крестной матерью. Юкари – прима-балерина «Токио-балета», в Японии она очень знаменита и очень любима зрителями. Когда недавно она написала книгу своих воспоминаний, тираж в десять тысяч экземпляров разлетелся буквально за два месяца… В 1984 году семнадцатилетнюю Юкари пригласили выступить в Японо-советских вечерах балета, которые организовывало Японо-советское общество любителей искусства.
Ее партнером с советской стороны оказался солист Большого театра Николай Федоров. В том, что их первым совместным выступлением стал фрагмент из балета «Ромео и Джульетта», видна подсказка судьбы – в 1990 году они поженились. Вообще в жизни Юкари, в ее связи с Россией, можно проследить целую череду удивительных, иногда даже мистических совпадений. Когда она начала репетировать со мной, очень быстро подружилась со Светой Лунькиной.
Казалось бы, совсем разные, они в чем-то так неуловимо похожи, что Васильев, заглядывая в зал на наши репетиции, всегда поражался: «Ну вы прямо как две сестрички!» Да они так и сами друг друга называют – сестрички. А как-то раз в случайном разговоре выяснилось, что обе родились в один и тот же год по восточному календарю – год Козы, только с разницей в двенадцать лет. Более того, у них и день рождения совпадает – 29 июля!.. Так же как и я, Юкари перенесла тяжелую профессиональную травму, и ей врачи тоже вынесли приговор: забыть о балете! Юкари смогла справиться с этой бедой, и, так же как я, она вернулась на сцену в балете «Жизель»… Когда Юкари решила принять православную веру, веру своего мужа, и меня пригласили в восприемницы, мы стали думать, каким именем ее крестить – по созвучию единственно более-менее подходящим именем казалась Юлия. Посмотрели святцы, и тут выяснилось, что день рождения Юкари совпадает с днем ангела Юлии! Сейчас Юкари, наверное, самая набожная из нас – как приезжает в Москву, сразу торопится в церковь, как выкроит свободные полчаса – опять в церковь… Так сложилось, что в какие-то важные жизненные моменты Юкари мы были рядом – и в радостные, и в трагические моменты. Она для меня действительно как дочка: необычайно нежная, внимательная, просто чудная…
С Колей Федоровым мы много лет работали в одном театре, но по-настоящему сдружились уже после его женитьбы на Юкари: постепенно началась наша, можно сказать, «дружба семьями». Сейчас у Коли и Юкари растет замечательный сын Сережка. Он Володин крестник, и это нас еще больше сблизило. Мы бывали у них в Японии, они – у нас в Москве и на даче в Снегирях. Есть такие дома, куда приходишь не в гости, а как в свою семью, как в свой дом. Не нужно готовиться, не нужно напрягаться… Подобных домов не так много, но дом Коли и Юкари – именно такой. А Колю действительно мы сейчас воспринимаем как члена нашей семьи, как родного человека…
С Юкари я готовила партию Анюты, репетировала Жизель, Машу в «Щелкунчике», а в 2001 году она станцевала Китри на премьере Володиной постановки «Дон Кихота» в «Токио-балете». «Анюта», в отличие от других спектаклей, не значилась в репертуаре японской труппы, и Юкари специально выучила весь балет, чтобы станцевать его в Челябинском театре: настолько она хотела исполнить эту партию. Юкари необыкновенно добросовестна в работе, для нее каждая минута общения с педагогом ценна чрезвычайно, если ей что-то подскажешь – воспринимает просто как дар небес, и к любому замечанию относится очень трепетно. Нашим иногда долбишь на репетиции одно и то же, всякое терпение кончается: «Надо на магнитофон записать да на кнопку нажимать – зачем я повторяю по сто раз?! А вы все равно делаете по-своему!» С Юкари такого не бывает: что один раз скажешь, то запоминается на всю жизнь. Нашей подскажешь, как технически удобнее сделать какое-то движение, так она тут же опять приходит: «А у меня все равно не получается!» Вот если Юкари подскажешь – она пойдет в другой зал и, пока не добьется, чтобы получилось, пока не выполнит все, не придет «с невыученным уроком», не будет второй раз спрашивать. Такое отношение к своему делу вообще характерно для японцев: нашим тысячу раз повторяешь – в одно ухо влетает, в другое вылетает! А у японских артистов это в голове остается. Конечно, при таком отношении к своему делу репетиции с Юкари заполнены именно творческими моментами, а не просто «зубрежкой».
