Докажи на сцене!
Общение ученика с педагогом не может сводиться только к работе над техникой, только к указаниям: «Локоточки не свешивай, здесь присядь, здесь – встань» и так далее. Главное – человеческий контакт, взаимопонимание. Когда же отношения не складываются, то приходится расставаться: бывало, и ученики от меня уходили, и я от них отказывалась, если сознавала, что не могу найти к ним подхода. Это нормальная ситуация, но ведь все равно переживаешь, даже пытаясь относиться к такому расставанию философски…
Я перестала работать с Настей Волочковой не потому, что она плохо репетировала со мной, а потому, что я не воспринимала ее жизненную позицию, ее взгляды. Да, быть может, и хорошо, что Волочковой организуют многочисленные концерты, она готовит новые номера, но в конце концов это идет в ущерб основной работе, ей некогда работать над спектаклем: «Меня туда пригласили! Меня сюда пригласили! Мне нужно бежать, мне нужно лететь!» Настя приходит на репетицию – звонит пять мобильных телефонов! То съемки для журналов, то для рекламы косметики, то показы мод, то вообще эстрадные концерты, а потом она заявляет: «Ой, у меня два дня осталось на подготовку роли!» Волочкова разбрасывается, слишком много сил, эмоций и времени уходит на саморекламу: девяносто процентов – на обложки журналов, десять процентов – на творчество. Понятно, существуют разные формы «раскрутки», и на Западе часто себе делают карьеру именно на скандалах, когда неважно что – лишь бы о тебе говорили. Тут есть доля истины: определенную часть публики действительно привлекает скандальность. И потому у Волочковой соответствующая аудитория, и потому нигде, ни в Петербурге, ни в Москве, профессионалы ее не принимают, интеллигентная публика ее не принимает. А почитатели Волочковой – это в основном очень специфические любители искусства.
Таких учениц у меня еще не было – случалось, что-то недоделают, что-то у них не получилось, что-то не сразу поняли, но так не считаться с мнением педагога! Я не раз срывалась: «Настя, все! Я больше с тобой работать не буду!» И всегда это кончалось тем, что она приходила ко мне в комнату, рыдала (вот тут у Волочковой проявлялось настоящее актерское мастерство!), и я соглашалась: «Ну ладно, Настя, давай попробуем еще раз, но или принимай то, что я говорю, или нам просто не стоит вместе работать!» – «Да, да, да, Екатерина Сергеевна, я буду вас слушать! Да я без вас пропаду!»… А потом опять на каждом ее выступлении я стояла с валидолом – никогда не знала, что она выкинет! На репетиции со мной делала одно, а выходила на сцену – и делала другое.
Сколько раз твердила Насте: «Нельзя во втором акте “Жизели” надевать платье с таким глубоким вырезом – здесь же трагедия, а не кабаре!»; «Нельзя танцевать в этой редакции “Раймонды” в другом костюме!» Художник Симон Вирсаладзе сделал голубую пачку в последнем акте редакции Григоровича. Да, мы с детства привыкли к темно-синей пачке в гран па «Раймонды», и мне тоже она больше нравится – но у Вирсаладзе пачка голубая, и ты не должна перекрашивать ее по своему вкусу! Тебе не нравится предложенный костюм – тогда вообще не танцуй спектакль!.. Вот только что я Настю причесала, одела, все повторила; остается пятнадцать минут до начала, я отхожу взглянуть на сцену – она тут же зачесывает волосы в другую сторону, надевает другой костюм и так выходит. А потом заведующий балетной труппой, который сидит на спектакле, с меня спрашивает, потому что я, как педагог, за нее отвечаю: «Почему Волочкова вышла в другом костюме? Почему она изменила прическу? Почему она сделала такую редакцию?» Волочкова же еще и редакцию меняет! Танцует не то, что поставлено балетмейстером, а то, что у нее эффектнее получается. А потом делает «честные» глаза и оправдывается: «В последний момент я разволновалась, все позабыла и станцевала вот так…» Поступает только так, как она хочет, только по-своему! Причем это «по-своему» совершенно не относится к трактовке образа, к особому прочтению роли – что, по крайней мере, могло бы быть интересным. Но как раз на творческий поиск уже ни сил, ни фантазии не остается…
Балерины иногда меняют своих педагогов, уходят к другим, но один или два раза за двадцать пять лет. А Волочкова за свою недолгую карьеру уже в Петербурге сменила четырех педагогов (от Габриэллы Комлевой ушла к Татьяне Тереховой, от нее – к Ольге Моисеевой, потом к Инне Зубковской) и в Москве все никак педагога не выберет. Начинала репетировать со мной, говорила во всех интервью: «Ах, Екатерина Сергеевна! Это такой свет…» Перешла к Римме Карельской, о которой тоже говорила: «Римма Клавдиевна для меня как мать родная!» Через полгода она с Карельской рассталась. Потом перешла к Марине Кондратьевой, но и Кондратьева тоже ставила ей условия: «Настя, если ты готовишь спектакль, ты должна хотя бы за неделю начать репетировать», а она головой кивает: «Да, Марина Викторовна, только мне сейчас надо уехать. Спектакль 23-го – я 22-го появлюсь». Кондратьева, естественно, ей говорит: «Понимаешь, за день до спектакля мне не имеет смысла с тобой репетировать». И вот после меня, после Карельской, после Кондратьевой сейчас у Насти опять новый педагог – Надежда Павлова.
Висят рекламные растяжки, как простыни, через все улицы, на каждом столбе, на каждом доме – «Волочкова»! Причем название балета, театр и постановщик указаны небольшими буквами, а «Анастасия Волочкова» – огромными! Ни Юрий Григорович, ни Валерий Гергиев не позволяют себе, чтобы их имена напечатали крупнее, чем Мариинский или Большой театр! А Настя себе позволяет!.. Как ни включишь телевизор – по всем каналам Настя про духовность рассказывает и про то, как она несет людям свет и добро своим искусством. Но искусство не терпит суеты! Не надо всем рассказывать, какая ты гениальная, это надо доказывать в зале и на сцене.
Да, случается, что-то сейчас сильно расстраивает. Иногда начинаешь говорить с учениками о совести, порядочности, о преданности своему делу – и слышишь в ответ снисходительное: «Екатерина Сергеевна, вы жили в другую эпоху!» Не знаю, возможно… Мы были влюблены в балет, в нашу профессию – танец! Меня поразил такой разговор – когда спросили девочек, которые сейчас поступают в хореографическое училище: «Почему вы идете в балет?» – почти каждая отвечала: «Я хочу стать знаменитой, чтобы блистать на сцене, чтобы мне цветы дарили!» Да и тем, кто постарше, иногда так и хочется сказать: «Ребята, вы не ту профессию выбрали! Вы сюда пришли за деньгами? Вон пойдите в ларек на углу и торгуйте – там больше заработаете!»
Сейчас все решают серьезные вопросы, весьма практично относятся к жизни, рассчитывают: на что стоит тратить время, а на что не стоит. На разные приобретения – конечно, стоит. Ну и покупают: машину, квартиру, дачу, еще машину, еще квартиру… А потом они приходят и спрашивают: «Екатерина Сергеевна! Расскажите, как вы жили? Почему нам так скучно?»
Никому ничего не интересно. Я уезжала на два месяца, возвращаюсь в театр, спрашиваю:
– Ну, что нового?
– Да, ничего…
– Как – ничего?! Ведь Иванова первый раз Китри станцевала!
– Да, станцевала.
– Ну и как?
– Нормально, вроде не упала…
