Норвежские нацисты могли смело рассчитывать на двух знаменитых деятелей искусства, популярных в Германии, – композитора Кристиана Синдинга
[116] и писателя Кнута Гамсуна – как на своих верных союзников. Но они пытались привлечь на свою сторону и Мунка. В начале войны в Экелю приезжал сын Гамсуна Туре. Он сам был весьма одаренным художником. Гамсуну-младшему хотелось узнать, каковы – в свете последних политических событий – взгляды Мунка на ситуацию, сложившуюся в области искусства.
Однако Мунка не особенно интересовала эта тема. Он, как часто бывало с ним, углубился в воспоминания: «Передайте привет отцу. Он ведь не имел ничего общего с нападением на меня тогда в Копенгагене!»
Со стороны нацистских властей не было сделано ни одной попытки истолковать творчество Мунка как «дегенеративное» упадническое искусство. Напротив, о нем всегда говорили как о самом выдающемся художнике Норвегии. Когда печатный орган «Национального единения» «Фритт фольк» («Свободный народ») надумал познакомить своих читателей с национальным искусством, то начать решено было с «Девушек на мосту». Более того, в неуклюжей попытке превратить Мунка в певца здорового народного начала газета использовала «Рабочих за уборкой снега». Это, мол, пример изображения «норвежских крестьян» в борьбе с силами природы: «Глаза мужчин излучают стальную волю, и голубоватый отсвет стали ложится на заснеженные равнины». А вот братья-фресочники – «мастера-живописцы Норвегии Нюгорсволла»
[117], – трудившиеся в незавершенной ратуше Осло, получили настоящую взбучку.
Национальную галерею теперь возглавлял угодный властям директор – художник Сёрен Унсагер
[118], с которым у Мунка были дружеские отношения. Большинство картин было вывезено на загородный склад из-за опасности бомбежки, но в распоряжении Унсагера осталось достаточно полотен, чтобы устроить нравоучительную выставку в лучших немецких традициях. Она получила название «Искусство и псевдоискусство». Главной задачей выставки было показать основные направления норвежского изобразительного искусства «от Дала до эпохи упадничества». При этом Унсагер с уверенностью констатировал, что по сравнению с другими странами упадок в Норвегии зашел не слишком далеко; тем не менее директор Национальной галереи сетовал: «Печально наблюдать талантливых молодых художников, низводящих себя самих и наше искусство до безвкусной мазни в угоду сенсации, коммунистической пропаганды и прочих крайних проявлений болезненности и извращенности».
Эти слова напоминают реакцию на картины Мунка полвека назад. Но теперь Мунк без всяких сомнений был причислен к представителям «искусства» вкупе с И. К. Далом, Хансом Гуде, Петерссеном, Тауловом и Крогом. Он стал признанной величиной и одним из немногих «хороших художников» современности. «Псевдоискусство» было представлено многочисленной группой норвежских и иностранных художников, в число которых вошли Пикассо, Брак
[119], Кай Фьель
[120].
К восьмидесятилетию Мунка в декабре 1943 года Национальная галерея запланировала персональную выставку художника. Но этому воспротивился сам Мунк, и Унсагеру пришлось отказаться от своих планов.
Оккупационные власти не препятствовали прославлению Мунка. Более того, серьезной проблемой для художника стали желавшие посетить его немецкие почитатели – совсем не обязательно нацисты, среди тех, кто приходил к Мунку, было немало обычных солдат. Газета для немецких солдат в Норвегии пишет о работах Мунка на выставке Унсагера следующее: «Пропасть разделяет работы “дегенеративных” художников и эти картины, в свое время ставшие революцией в искусстве и до сих пор остающиеся таковыми».
По-прежнему поддерживала с Мунком контакт семья Генриха Гудтвалкера. Генрих мог беспрепятственно ездить в Норвегию, а его сын Карл жил в Осло. Невеста Карла была норвежкой, незадолго до оккупации Норвегии он решил принять норвежское подданство, но для этого нужно было прожить в стране определенный срок; увы, война разрушила эти намерения – едва немецкие войска оккупировали Норвегию, Карла призвали в ряды вермахта. После войны норвежскую собственность семьи конфисковали, но Генрих и Карл смогли выкупить ее, продав несколько картин Мунка. Это стало своего рода платой за тот искренний интерес и поддержку, которые Гудтвалкер-старший выказывал художнику в довоенные и военные годы.
Визитов немцев, как, впрочем, и остальных непрошеных гостей, Мунк избегал проверенным способом: он жаловался на свое слабое здоровье. Правда, неизвестно, помогло ли это, когда в Экелю пожаловал именитый гость: среди оставленных у Мунка визитных карточек есть и карточка рейхскомиссара Йозефа Тербофена.
Связь же с самой Германией практически прервалась. Исключение составляли немногочисленные деловые контакты: к примеру, в октябре 1943 года одно лейпцигское издательство, специализирующееся на книгах по искусству, интересовалось правами на издание репродукций картин норвежских художников.
Осенью 1940 года умерла фрау Линде, два месяца спустя, через две недели после оккупации Норвегии, – Макс Линде. В декабре 1941 года их сын Теодор прислал Мунку трогательное письмо. Он известил художника о рождении сына, которого было решено назвать Эдвардом, «чтобы малыш всегда помнил о дружбе его дедушки с великим художником». Теодор Линде просил также разрешения записать Мунка в качестве крестного отца ребенка.
Луиза Шифлер пережила и мировую войну, и множество других испытаний и умерла в возрасте ста двух лет. В годы войны она оставалась единственной ниточкой, связывавшей Мунка со страной, которая первой признала его и сделала знаменитым. Луиза была не из тех, кто легко сдается. Трудной военной зимой сорок третьего года в своем последнем письме Мунку, поздравляя его с восьмидесятилетием, она пишет: «Несмотря ни на что, мы надеемся на скорую встречу и на то, что новый год принесет вам и вашему искусству удачу».
Красная нить
В истории искусства Мунк считается мастером жанра автопортрета. Он написал более шестидесяти «классических» автопортретов маслом – не менее одного в год на протяжении всей своей творческой жизни. А если принимать в расчет эскизы, графические работы и бесконечное множество картин, в которых присутствует похожий на Мунка персонаж, то и того больше.
