Целый месяц Мунк провел в Веймаре, принимая активное участие в светской жизни. Оттуда он написал Линде – попросил выслать денег тете Карен и оплатить счета в «Кристиания фолкебанк». Потом вернулся в Берлин. Нервы у него по-прежнему шалили, большой город снова влиял на художника не лучшим образом. Это неизбежно приводило к неприятным сценам – иногда, впрочем, достаточно комичным.
Как-то, возвращаясь в изрядном подпитии от Ловиса Коринта
[71], Мунк вызвал столпотворение на улице Миттельштрассе. Он подошел к белому извозчичьему коню и обратился к нему с небольшой речью: «Старый дружище по жизненным невзгодам, уж мы-то понимаем друг друга…» Извозчику не очень понравились такие заигрывания с его конем, и он попытался унять художника, но тот, будучи поглощен беседой с животным, не обратил на него внимания. В конце концов извозчик пришел в ярость и ударил Мунка по голове. На помощь художнику пришли двое прохожих, которые усовестили возницу и увели Мунка с поля боя. Вместе они оказались в ресторане, где состоялась новая серия возлияний – теперь уже с избавителями, но, разумеется, за счет Мунка.
Так не могло долго продолжаться. Затосковав в Берлине с «его духотой», Мунк сбежал в Травемюнде, городок к северу от Любека, где он раньше бывал во время парусных путешествий с доктором Линде. Каждый вечер он ездил отсюда в Любек рисовать доктора. В результате появилось целых два портрета. На одном «домашний» Линде в спортивном костюме, который он носил на борту «Стеллы», на другом – доктор перед домом, уходящий или возвращающийся; он одет в пальто, в руках у него трость, шляпа и перчатки.
Ни на одном из портретов Линде не выглядит активным и общительным, хотя именно такое впечатление может сложиться о нем, если исходить из его бурной практической деятельности. Перед нами благородный, задумчивый и немного застенчивый человек – знаток искусства с тонким вкусом, а не спортсмен или импресарио.
В Гамбурге энергичный Шифлер увлеченно работал над проектом каталога, который, как он полагал, мог бы способствовать популяризации графики Мунка. Мунк, понятное дело, был очень благодарен за проявляемый к нему интерес, но не хотел покидать тихий Травемюнде даже для того, чтобы помочь Шифлеру. Все же в мае ему пришлось покинуть свое убежище, потому что гамбургское отделение фирмы Кассирера организовало еще одну выставку его картин. По наблюдениям Шифлера, художник находился на грани нервного срыва. Это проявлялось в довольно странном поведении – Мунк мог, например, надолго застыть перед витриной магазина, наблюдая за сидящим в клетке попугаем. Или, к примеру, он отказался пойти к Шифлеру на чай, сославшись на то, что испытывает постоянную «тревогу». Вероятно, после суматохи открытия выставки ему требовалось для снятия «тревоги» кое-что покрепче чая.
Все же на следующий день он нанес Шифлеру визит. Был теплый весенний день, они с Шифлером долго просидели в саду, обсуждая каталог и контракт, который Мунк собирался заключить с Бруно Кассирером. Мунк рассказал, что идея «Саломеи» – автопортрета с Эвой – возникла у него неожиданно. Он хотел написать обычный портрет, но какая-то сила направила его руку, и получилось изображение сильной женщины и подчиненного ей мужчины.
Вдруг собеседники увидели на дереве младшую дочь Шифлеров – пятилетнюю Отилию. Это зрелище так тронуло Мунка, что он воскликнул: «Ангелочек, где твои крылышки?» И позже, повзрослев, Отилия Шифлер продолжала оставаться для Мунка все тем же «ангелочком», излюбленным персонажем прекраснейших из детских портретов норвежского художника.
12.30 – Абсент
Семье Линде нужна была декоративная серия картин – фриз для украшения стен одной из многочисленных комнат виллы. 13 июня Мунк возвращается домой в Кристианию и незамедлительно начинает работать над заказом.
Художник задумал изобразить парк в сиянии норвежской белой ночи. Поэтому он пошел на несколько необычный шаг, явившись посреди ночи в парк «Студентерлунден» с мольбертом и всеми художественными принадлежностями. Его сопровождал Кристиан Гирлёфф.
В парке было еще довольно много народу (да и время было, вероятно, отнюдь не три часа ночи, как позднее утверждал Мунк). На получившейся в результате картине мы видим четыре тесно обнявшиеся пары, сидящие на парковых скамейках. Но кое-кто из этих влюбленных, судя по всему, не особо стремился позировать для картины. Вскоре разгорелась бурная перебранка, и вокруг художника стала собираться толпа. На шум пришел полицейский, но скандал не прекращался – досталось от Мунка и полицейскому. В конце концов Мунк и его друг оказались в полицейском участке на Мёллергатен, 19. Им угрожал штраф за организацию беспорядков в общественном месте. Впрочем, история закончилась тем, что обоих отпустили. Мунк вернулся в «Студентерлунден» и продолжил работу – по собственному утверждению – до утра, а утром сел на паром и отправился в Осгорстранн.
Это событие получило огласку – сообщение о нем появилось как в ежедневных газетах, так и чуть позднее в юмористических изданиях; весть об этом происшествии дошла аж до Копенгагена. А несколько дней спустя в газетах была опубликована информация об увольнении несчастного полицейского, видимо принявшего «не ту сторону» в конфликте. Есть все основания предполагать, что здесь постарался юрист и журналист Гирлёфф.
Сам Мунк воспринял произошедшее как еще одно доказательство вездесущности врага. В этом происшествии нельзя было, конечно, найти прямой связи с Туллой и ее кругом, но… Мунк узнал, что в его защиту выступил враг Бёдткер, а этого нельзя было допустить! Равенсберг получает рапорт с поля боя:
Генерал Гирлёфф опять отличился, отважно сражаясь в бою в парке «Студентерлунден»… Он сообщил, что волосатая собака Бёдткер… хочет воспользоваться случаем, чтобы как-нибудь помочь мне в этой стычке – кстати сказать, завершившейся блестящей победой… Эта маленькая стычка всего лишь предвестник гораздо более серьезных событий!
Возможно, в свете произошедшего и стоит толковать картину, над которой Мунк тогда работал; об этом он пишет Равенсбергу в том же письме. На картине, названной «Купающиеся мужчины», изображены обнаженные мужчины и юноши, стоящие в воде или на берегу; они жизнерадостны и полны сил. О том, что эта картина была важна для художника, говорит хотя бы ее величина 2 на 3 метра – это самое масштабное произведение из написанных Мунком на тот момент. Моделями послужили «лейтенанты» – Равенсберг, Гирлёфф, «худой, но великолепный герой Яппе Нильсен». Эту картину с изображением непринужденной мужской компании можно расценить как своего рода художественный ответ на попытки «богемы», «женщин» и всех прочих «врагов» уничтожить Мунка.
Свой первый фотоаппарат Мунк приобрел в Берлине за два года до этого и с тех пор постоянно что-то фотографировал. Несколько раз он запечатлел себя обнаженным в саду, окружавшем домик, – возможно, это было ему необходимо для работы над «Купающимися мужчинами». Изучение этих фотографий не порадовало Мунка, год назад отметившего свое сорокалетие:
