Мунк отлично осознавал, что ему вряд ли удалось бы преуспеть, если бы не огромная организаторская работа, проделанная его самоотверженными друзьями. Он пригласил Яппе, Равенсберга, Тиса, Гирлёффа и Нёррегора на праздничный обед в кафе «Гранд»; правда, сам виновник торжества мог присутствовать на нем только мысленно, поскольку находился в копенгагенской клинике на попечении доктора Якобсона. Однако Мунк не преминул воспользоваться последним техническим достижением – он попросил друзей поставить на праздничный стол телефон и звонил им несколько раз в течение вечера!
Дом вдовы Бредсдорф
В начале апреля исполнилось полгода, как Мунк находился в клинике, и это ему страшно надоело. Всей душой он стремился на волю – и домой, в Норвегию:
Близится время, когда мои раны заживут настолько, что я решу отправиться назад на поле боя. Правда, мне бы не хотелось оказаться в самом центре схватки, в Кристиании, поэтому надо отыскать подходящую крепость где-нибудь на побережье.
После триумфа в Кристиании он пребывал в отличном настроении. В качестве дополнительного вознаграждения за помощь он предложил Равенсбергу, Яппе и Гирлёффу выбрать по три-четыре оттиска. Что же до борьбы с врагом, то полководец с улицы Коксвей отдал следующий приказ:
В наказание за все прошлые злоумышления и открытие военных действий борода старого вояки Крога отныне объявляется вне закона и подлежит сожжению… где бы ни была замечена – в церкви ли, во дворце, в правлении или в туалете.
20 апреля галерея Блумквиста через посредничество Нёррегора рассчиталась с Мунком за выставку. Адвокат послал 6793 кроны Мунку в Копенгаген, а оставшиеся 10 000 положил на счет художника. Тем самым экономический плацдарм для завоевания Норвегии был подготовлен.
30 апреля, проведя в стенах клиники профессора Якобсона почти семь месяцев, Мунк наконец-то ее покидает. Вместе с Равенсбергом он отправляется на поезде во Фредриксхавн. А там прекрасным солнечным утром 3 мая они сели на пароход и поплыли на восток. Мунк внимательно смотрел по сторонам – он искал подходящее место для нового дома. Художник был в «полном восхищении» от открывающихся перед ним видов шхер и множества идиллических пейзажей, он то и дело повторял, что люди только зря теряют время, прозябая в мерзкой Кристиании. Добравшись до Бреккестё, он какое-то время раздумывал, не поселиться ли там, но потом отказался от этой идеи, решив, что, коль скоро в этом месте находится популярный курорт, оно наверняка «испорчено врагом».
5 мая на пути из Арендала в Крагерё Мунк вдруг заговорил о Тулле и в последующие недели довел Равенсберга этой темой до исступления. Но вот пароход взял курс на фьорд Крагерё, и при виде городка, раскинувшегося вокруг бухты, Мунку вспомнилась Италия. Он начинает «ужасно нервничать и преисполняется воодушевления и нетерпения».
Путешественники останавливаются в гостинице «Виктория» и немедленно приступают к осмотру окрестностей. Мунка приводят в восхищение гряды гор с круглыми, словно обточенными вершинами. Вечером он пребывает в отличном настроении, беседует с Равенсбергом о флорентийской религиозной живописи и говорит, что и сам подумывает написать монументальный Страшный суд и по старому доброму обычаю изобразить всех своих врагов в аду – Бёдткера в виде Иуды, Крога, которого дьяволята дергают за бороду… На следующий день они узнают, что в городе сдается большое поместье Скрюббен, унаследованное вдовой Бредсдорф от покойного мужа. Предполагаемый срок сдачи в аренду – полгода. Это роскошный многокомнатный особняк – почти что дворянская усадьба, – расположенный на красивом лесистом пригорке с отвесными склонами. Из его окон открывается вид на фьорд, а вокруг особняка раскинулся фруктовый сад, огороженный белым штакетником. Сад скрывает жизнь обитателей особняка от глаз назойливых соседей.
Мунк решается снять Скрюббен не сразу; он остается в гостинице и продолжает прогулки по Крагерё и окрестностям. Он смотрит на город глазами художника, вспоминает, как передавали в своих полотнах местный колорит Киттельсен
[88], Мюнте и Таулов: «Самые одухотворенные, полные идиллического очарования изображения маленького городка получались у Таулова».
Спустя несколько дней в гости на выходные приехал Гирлёфф. Журналист был родом из Крагерё; поэтому он всячески одобряет намерение Мунка избрать его малую родину в качестве резиденции. Гирлёфф показывает друзьям самые красивые виды на шхеры и организует морскую экскурсию на моторной лодке. Равенсберг предлагает Мунку осмотреть еще пару мест, но Мунк вдруг решает остановиться на Скрюббене. Сказано – сделано. Он нашел свою крепость.
Крагерё в это время был небольшим городом с населением около 4000 человек, но в здешний порт заходило немало кораблей, и город активно контактировал с внешним миром. Горожане привыкли к чужакам, хотя и относятся к ним довольно сдержанно.
Друзья считают, что Мунка все еще нельзя оставлять одного, поэтому на смену Людвигу Равенсбергу приезжает Яппе. К этому времени Равенсберг, несмотря на все свое восхищение Мунком, уже успел устать от него:
У М. есть свои недостатки – в том числе наивный эгоизм, который временами изрядно раздражает; если он чего-то не хочет, то становится страшно упрямым, а из-за его приступов сердцебиения и головокружения с ним совершенно невозможно спорить. К тому же ему свойственна того рода непрактичная практичность, при которой человек считает необходимым держать в голове все до последней мелочи… Поэтому от его спутника требуется немалая выдержка; впрочем, в глубине души он хороший и добрый человек, с врожденным благородством и отлично развитым чувством юмора, так что если играть только на этих струнах его характера, можно избежать большинства трудностей.
И Крагерё, и шхеры поражают своей красотой, только вот май в том году выдался необычно холодным. 12 мая Мунк, Яппе и Равенсберг празднуют новоселье в Скрюббене, сидя перед пылающим камином; гости пьют тодди из красного вина. Яппе развлекает компанию рассказами о своих бесчисленных амурных похождениях. На следующий день Равенсберг уезжает домой в Кристианию с поручением от Мунка продать побольше графики. Дует ледяной ветер, идет легкий снег.
Оставшись с Яппе, Мунк всерьез берется за кисть.
Вскоре Шифлер получает от него подробный отчет. Работа, по словам Мунка, продвигается блестяще; без ложной скромности художник утверждает, что он снова в отличной творческой форме и сам творческий процесс доставляет ему удовольствие. Правда, нервы шалят – он по-прежнему страдает от «боязни публичных мест», которая мучает его даже сильнее, чем раньше, потому что теперь приходится обходиться без успокоительного средства, каким прежде был для него алкоголь. Посему он не знает, хватит ли ему сил съездить в Кристианию.
