Среди гиен
Маленькая московская повесть
Это нельзя изменить, но это можно презирать.
Сенека
1
— Смотри, — сказал один из них.
— Ох, ни хера себе, — сказал другой.
— Я, мля, думал, почудилось.
— Ага…
Они сидели на углу Бронных, за правильным столиком на террасе. Кальян тоже был правильный, на дыне с кокосом, и через пару затяжек увиденное Чумаковым растворилось, ушло… Но снаружи раздался голос.
— Это ведь гиена, да?
— А? — Это ведь была гиена?
За соседним столиком сидела телка с лишними губами. Пластика не пришлась ей впору. Чумаков чуть не сказал это, но успел затормозить.
— Гиена.
— Прикольно, — сказала телка.
— Ну, — согласился Чумаков.
— В «Короле Льве» такие были.
— Ага.
Телка пригубила свой просекко, поставила бокал и протянула руку.
— Меня Лианой зовут.
— Очень приятно, — сказал Чумаков, соображая, приятно ему или нет. — Матвей.
Рука была ухоженная. И грудь вроде красивая, и ноги есть. Но лень возиться. Кальян лучше.
— Слышь. Откуда тут гиены? — спросил Гордей. Он не курил уже, а задумчиво смотрел перед собой. — Никогда не было.
— Кстати, да, — согласился Чумаков. — Это Гордей, — сказал он Лиане.
— Лиана, — сказала Лиана.
— Губы не удались, — сказал Гордей.
— Во дурак, — сказала Лиана.
Гордей заржал. Девица отвернулась. Потом повернулась и сказала громко:
— Идиот!
Из-за соседних столиков посмотрели.
— Ну ладно, все! — сказал Матвей Чумаков — им и ей, разом. Два раза он повторять не любил, такой был человек.
— Откуда гиены-то? — повторил Гордей конкретно.
— Че он говорит-то? — истерично крикнула девица, обращаясь к ресторану.
— Завел кто-то, — подумав, сказал Чумаков про гиену. — Вместо собаки.
— Херовая шутка. А сам где?
— Потерялась, — сказал Чумаков и понял, что сказал ерунду.
— Глобальное потепление, — сказал лысоватый со значком депутата на голубом костюме.
— И что?
— В каком смысле?
— Ну при чем тут.
— Потеплело, они и пришли.
— О-па!
Последнее относилось к гиене. Она прогулялась по Большой Бронной, вернулась и села через дорогу от ресторана, у дома, где жил Святослав Теофилович Рихтер. Ныне, задрав ногу, тварь тщательно вылизывала гениталии.
— Счастливая, — сказал Гордей. — Во как завелась.
Из ресторанного нутра вышли официанты и пара посетителей. Они рассматривали теперь эту картину — гиену, увлеченную процессом, остолбеневших прохожих и бритого детину-охранника: растопырив руки, тот сооружал обходной маршрут к джипу для своего босса, вышедшего некстати из итальянского ресторана «Академия», что напротив.
Босс был в пижамных полосатых брюках и при девице.
Из-за угла прямо на гиену выкатился маленький чел с айфоном — та коротко огрызнулась, вскочив. Чел взвизгнул, отпрянул и вместе со своей доской воткнулся в каменную грудь охранника.
Официант с зачесом под Рональдо рассмеялся. Лысоватый со значком, не отрываясь от зрелища, поднял руку и пальцем поманил кого-нибудь освежить бокал.
Гордей с Чумаковым курили по соседству и тоже смотрели.
— Не, ну прикинь, — сказал Гордей.
Гиен видели уже на Тишинке и Малой Дмитровке — деловыми подпрыгивающими походочками они трусили мимо притихших мамаш и офигевающих клерков.
В полиции начали звонить телефоны. Звонивших попросили не кричать, поинтересовались, есть ли трупы, и велели позвонить, когда будут.
В тот же день две твари зашли во двор Консерватории и легли в теньке за спиной у Петра Ильича. Было очень жарко, и одна, полежав, пошла на поиски воды. Войдя в «Кофеманию», гиена индифферентно выслушала человеческий крик, потрусила вглубь помещения и вылакала опрокинутую кем-то с перепугу литровую бутылку «Эвиан» с газом. Прислушалась к ощущениям, подняла хвост, ощутимо пернула и пошла на выход.
Ее товарка по Брему ближе к выходным облюбовала зачем-то парфюмерный бутик в Столешниковом. (Странный выбор для животного, согласен, но я же не этолог, я только рассказываю, как было.)
Когда гиена пропахла шанелью, а посетители гиеной, менеджмент сделал попытку поговорить с полицией, услышал все то же самое — и погнал тварь своими силами. Здоровенная самка, подпитанная электрошокером, с визгом выскочила вон и скуля поскакала по Петровке, через двойную сплошную, в сторону прокуратуры, под гудение машин и крики человеков.
Утром в бутик пришли из Следственного комитета. Старший следователь Порев был костист, мословат и лицо имел треугольное. Были опрошены сотрудники и изъят электрошокер, с менеджера Кузьминой взята подписка о невыезде.
Охранника Янбаева пришедшие увезли с собой, и больше о нем никто не слышал примерно с месяц, да и потом ничего хорошего.
На осторожный вопрос Кузьминой, откуда в Следственном комитете узнали про гиену, старший следователь Порев ответил «от верблюда» и визгливо захохотал.
Поджарые африканские собаки потихоньку осваивались в городе, а по ночам заполняли Москву, предпочитая престижные районы в пределах Садового кольца: пруды, бульвары, элитные кластеры… Передвигались небольшими плотными группами, и один остроумный господин на Пречистенке, проводив взглядом отряд крупных тварей, смешно пошутил, что это похоже на патруль.
Бодрый пятнистый молодняк заигрывал с прохожими, покусывая иногда вполне ощутимо, но обижаться на детей было бы странно. Впрочем, когда у старой актрисы Кузовой в Брюсовом переулке африканские гости затеребили, играючи, насмерть собачку пекинес, общественность среагировала немедленно. По ТВЦ даже рассказали об этом неприятном случае и напомнили: собак надо выгуливать на поводке! Что за правовой нигилизм?
Ночной плач и хохот гиен не добавляли сна ни счастливым обитателям Патриарших прудов, ни славным жителям Сретенки, а впрочем, добавили им немало толерантности — лежа в темноте с открытыми глазами, москвичи размышляли теперь о сложных отношениях природы и цивилизации…
