— Вы из полиции? — спросил тот.
— Ну что вы, — успокоил его Марко. — Я сексуальный маньяк.
— Тогда подождите на телефоне, — хмыкнув, ответил менеджер, и через полминуты ниточка была у Марко в руках.
Гаага или Гронинген?
В Гааге было девять женщин с такой фамилией. Листок из телефонной книги он попросту вырвал — надо же когда-то и нарушать законы! И, расположившись в кафе, начал обзвон.
— Могу я поговорить с Ингрид? — спрашивал он и аккуратно вычеркивал очередную строчку. Вычеркну все — поеду в Гронинген, думал он.
Дальний путь только вдохновлял Марко. Он знал, что найдет ее.
Две женщины ответили: вы не туда попали. Третья, ни в чем не сознаваясь, долго выясняла, кто он и зачем звонит. Если это ее мать, я удавлюсь, весело подумал Марко. Четвертая дама раздраженно посоветовала ему набирать правильно номер, а пятая сказала: ее нет дома. И, помедлив секунду, спросила: ей что-нибудь передать?
— Передайте, что ее ищет один дурак, — сказал Марко, не веря удаче.
— Передам непременно, — приветливо ответила трубка. И, помедлив еще немного, сказала: — Она на пляже, в Схевенингене. Вы найдете ее возле мола. Если не совсем дурак.
Он рассмеялся и крикнул:
— Спасибо!
И вот он шел вдоль весело штормившего моря, сканировал взглядом широкую полосу пляжа — и был счастлив от своего волнения. Он готовил первую фразу — «от нас не уйдешь» или «у нас длинные руки» — и заранее наслаждался эффектом. Но когда увидел ее, полуобнаженную, облитую золотым светом, замершую у кромки волн, то вдруг испугался.
Когда он гнал свой BMW по плоской земле к морю, ему почему-то казалось: его появление разом разрубит этот гордиев узел. Но теперь уже ни в чем не был уверен.
Ингрид стояла и смотрела на него, а он все не мог различить выражения ее глаз и не понимал, как себя вести. И, остановившись, сказал только:
— Привет.
— Привет, — сказала она.
Море, грохоча, сверкало пеной возле их ног.
— Недоступный абонент… — сказал он.
— Это я, — откликнулась Ингрид.
— Убить тебя мало.
Она часто закивала, и страх ушел из его души. Он шагнул вперед и погладил ее по щеке, и она порывисто схватила его ладонь и поднесла к губам. И прижалась к нему всем телом.
— Тщ-щ… — сказал он, неудержимо улыбаясь. — На нас смотрят.
— Это… Руди, — задыхаясь, проговорила Ингрид. Она вжималась в своего мужчину, боясь оторваться, — как будто, выпусти она Марко, он растворился бы в разлете штормовых брызг.
— Ты тут не теряла времени, — шепнул Марко в стриженое темечко.
— Дурак! — Она сжала его еще крепче. — Вот же правда дурак!
Он осторожно провел пальцем по ее животу, и сладкая судорога прошла по тонкому телу.
— Ты меня не забыла… — констатировал Марко.
— Что ты делаешь…
— Как всегда. Домогаюсь.
— Ты ужасный.
— Ты даже не представляешь, до какой степени. Идем.
— Погоди. Я сейчас.
Стараясь двигаться не быстрее обычного, она одевалась и собирала вещи. И, уходя, махнула своему веснушчатому кавалеру:
— Пока-пока!
И вдруг увидела отчаяние в детских глазах.
Тогда, отпустив руку Марко, она подошла к мальчику. Вся тоска и несправедливость мира застыли в долговязой фигуре.
— Ты замечательный парень, Руди! — сказала Ингрид и осторожно прикоснулась к детскому плечу. — И очень симпатичный. У тебя все будет хорошо, вот увидишь!
— Ты завтра сюда придешь?
— Не знаю.
— Ты же местная!
— Я еще не знаю, — сказала Ингрид.
— Приходи, — попросил мальчишка.
И тогда, наклонившись, она поцеловала его. И, оставив губы возле нежного лица, шепнула в самое ухо:
— Ты — мой талисман. Будешь моим талисманом?
Он кивнул, не в силах говорить.
— Ура-ура, — рассмеялась она. — Только чур никому…
Он кивнул.
Когда Ингрид и Марко ушли вдоль линии прибоя, мальчишка вскочил и, задыхаясь от ощущений, со всех ног рванул куда глаза глядят.
Он бежал к молу, о который с грохотом било огромное море.
— Мы — идем — в кафе, — раздельно и нравоучительно сказала Ингрид, покачивая большую руку Марко в своей.
— Хо-ро-шо, — в такт ответил он, и она рассмеялась своим теплым смехом. Ветер обдувал ее лицо и плечи, солнце высвечивало ободок тучки и заливало розовым светом бочок отдельно плывущего облака. День застыл в самой счастливой секунде, словно весь мир был в сговоре с Ингрид и кто-то решил растянуть ей радость от этого мгновения.
Они потеряли представление о времени, и остатка ее разума хватило только на то, чтобы позвонить маме. Они ели штрудель с мороженым, пересказывали друг другу дни, проведенные врозь, и целовались.
— Какая красота! — вдруг выдохнула Ингрид.
В сторону мола, прямо по пляжу, аллюром прошла конная полиция — мужчина и женщина на двух красавцах, гнедом и сером в яблоках.
— Погляди!
— Не-а… Он смотрел на нее, и Ингрид рассмеялась.
Марко слушал ее сбивчивое счастливое щебетание, но поверх всего этого звучала какая-то небывалая музыка. И он рассмеялся, поняв, что сегодня сделает ей предложение. Он — циник, мачо, самец-одиночка…
— Ты чего?
— Не скажу, — ответил Марко.
— Скажи!
— Фигушки, секрет!
— А-а-а, — весело заныла Ингрид. — Я так не играю!
Но он решил снова придержать сюжет.
— Я страшно голоден. Пошли в ресторан. Держишь мужика на чашке капучино, совесть-то есть?
Нырял и выходил из пике воздушный змей, и чайка зависла над краем моря прямо перед ними, мерно маша крыльями и не двигаясь с места. Море бушевало уже по-настоящему, поднимая валы. Оно с размаху швыряло их в берег — и, как фокусник, превращало темную массу в легкую пену и брызги света.
Они добрались до ресторана, стоявшего прямо на пляже, и, когда она садилась, он наклонился к ее губам — и Ингрид вся подалась к нему, мгновенно закрыв глаза. Нет, он не потерял свою власть над ней, но и эта доверчивая девочка приобрела какую-то странную власть над его душой…
Они заказали мясо и вино. Шторм утих, а солнце все сияло; какой-то олух со скрипкой терзал слух «Розамундой», но ничто не могло испортить этого вечера. Рядом ужинала семья — поляки, кажется. Их смешной мальчишка отказывался идти за стол, сидел на песке букой…
