Это был блестящий ход. В одну секунду сей начальник над кольцами московскими опроверг все инсинуации и посрамил врагов! ВЦИОМ специально замерил рейтинг до штанов и после: сказали, никакого сравнения.
Оппозиция, конечно, тоже хотела что-нибудь показать по телевизору, — но, во-первых, зададим себе вопрос: кто они такие и кого представляют? А во-вторых, в специзоляторе и телевизора нет, так что не о чем и говорить.
Хорошая, короче, вышла дискуссия, самое то, что надо в наших краях. Заряд оптимизма получил, заднице начальственной порадовался — и за работу! А вот это вот все бесконечное бла-бла-бла… Вы что, хотите как в Париже?
Насчет же ответственности перед народом — выводы из августовской истории с гиенами были сделаны, конечно, самые решительные. Из Тувы на воздушном шаре вернулся в реальность солнцеликий — и сразу последовали серьезные кадровые перестановки!
Глава Следственного комитета был уволен с формулировкой о неполном служебном соответствии, в связи с чем назначен Генеральным прокурором. Генеральный же прокурор — с позором переброшен в МВД, на место ментовского генерала с лампасами шириной в Нил, отправленного в ссылку в думский Комитет по законодательству, бывший глава которого, в свою очередь, возглавил Следственный комитет!
Таким образом в России случилось полное обновление внутренней политики, и солнцеликий опять всех переиграл.
Эпилог
Гиен в Москве больше не было. Иногда даже казалось: не почудилось ли?
Один только умник решил срубить куш на масках с африканскими тварями — их покупали для прикола, пока одного шутника в Кузьминках не завалили из помпового ружья.
А в остальном — к середине октября наладилась в городе вполне человеческая жизнь. Гордей с Матвеем, партнеры по бизнесу и друганы по жизни, вернулись из своих теплых краев — Гордей с Сардинки, Матвей с Лазурки.
Обычно они возвращались чуть раньше, но когда началась вся эта муть с гиенами, решили: нафиг-нафиг — и остались еще на пару недель. Немного стремались, конечно, потому что бизнес был завязан на ментов, а ментов трясло не по-детски, но все обошлось. Даже новые контакты появились на Охотном Ряду, запас карман не тянет.
Плюс к тому, лысоватый в голубом костюме, сидевший в тот день за соседним столиком, оказался конкретно из комитета по налогам, а они давно хотели продвинуть одну бумажку на пять лямов. Удачно выбрать столик тоже надо уметь!
Лиана эта (которая ни фига не Лиана, конечно) прокочевала со своими губами по всей Малой Бронной — сама и наживка, и леска, и крючок. Гиены немного подпортили ей сезон, но папик, которого должно было хватить до зимы, нашелся и был технично вынут из прикормленной московской запруды, так что все у Лианы оки-доки, не волновайтесь.
Охранник Янбаев, сдуру доставший гиену электорошокером, неделю потом, сидя в СИЗО, слушал по ночам вой и хохот, в которых чудился ему голос старшего следователя Порева, а потом спятил и завыл сам. Поняв, что толку со спятившего чуть, а урок усвоен, Янбаева отпустили, легко оштрафовав.
Дизайнер Петя Штапуро получил из администрации заказ на новый логотип для зоопарка — и нарисовал им, по приколу, гиену. Чисто посмотреть, что будет. В мэрии сказали, что Петя, конечно, поехал кукухой, но они его все равно любят. Сошлись на марабу, а гиену Петя выложил в инстаграм и собрал десять тысяч лайков и такие комменты, что усохнуть.
Анечка Заболотная уехала в Прагу и работает там тоже официанткой, а учится в универе на психолога. Гордость мешает ей, конечно, и в Праге, но гораздо меньше, чем по месту рождения.
Судья, пытавшаяся покусать осужденного блогера, продолжает работать бубнилкой в Пресненском суде на Зоологической улице. Прошла курс лечения, снята с острой фазы и уже не хохочет, раздавая сроки, да и на гиену после пластики не похожа совсем.
Одна беда — мантию не берет никакая химчистка, пропахла мантия насмерть, воняет тварью. И снять ее не получается: заело молнию. Так в мантии и приезжает домой, и спать в ней ложится, но не раньше, чем полает и похохочет. Дома можно.
А Подсосенкова этого, у которого жену загрызли у Абая, я, поверите ли, видел недавно своими глазами: стоял старик с плакатиком самодельным у дверей администрации, на Китай-городе…
Вид тот еще. Потрясывает его — то ли пьет сильно, то ли дрянью обкормили в дурке. Взглядом прохожих ловит, заговорить пытается. Все хочет, чтобы прочитали они его листок рукописный, как будто другой заботы у людей нет, про чужие беды читать! А он понять того не может и все сует им под нос это свое «требую справедливости».
Одной рукой сует, а другой-то считай и нет. Голова трясется, и брови кустами, как у Льва Толстого, смех.
Менты рядом стояли и не трогали его — видать, привыкли. Или команды не было, не знаю. Я в аптеку на Ильинку шел, потом в магазин, потом встреча еще была какая-то, не помню, обратно шел — уже смеркалось, а он все стоял со своим плакатиком, нарушая общественный порядок и мешая проходу граждан…
Да и фиг с ним, с калекой, есть о чем говорить-то.
Москва, главное, все хорошеет! Чистый карбункул, а не город. Каршеринг, бутики, авторская кухня, лаундж-бары, лакшери-стайл… До хера всего интересного! И патрули кругом вежливые, человеческие, не едят никого.
Ну, то есть не то чтобы совсем никого… Тут уж как повезет, конечно.
Главное — не смотреть им пристально в глаза, не нервировать.
Повести прежних лет
Схевенинген
Повесть
Олег, Оля и Милька
— Боже мой! — сказала мама и крепко сжала Милькину руку. Он споткнулся, пытаясь оглянуться на ходу, но мамина ладонь мягкой шорой встала у щеки, заслонив от ужаса.
— Черт возьми, — пробормотал отец и все-таки обернулся.
Женщина бросалась к идущим вдоль моря, как только что бросилась к ним. Она что-то спрашивала и отмеряла ладонью рост. Это был рост Мильки, чуть-чуть повыше, и хотя Олег видел сына секунду назад, он инстинктивно глянул в его сторону снова.
Милька стоял рядом — в блещущем свете закатного солнца, бившем из-под декоративной тучки, стоял маленький, испуганный, живой. Все было в порядке, и только женщина в темном до колен платье выкрикивала имя своего сына, и бросалась к людям, идущим вдоль берега, и о чем-то умоляла их, отмеряя в воздухе рост мальчика, которого не было нигде.
Люди останавливались, рывками оглядывали пейзаж, растерянно разводили руками, шли дальше; через несколько шагов снова останавливались, смотрели, качали головами… Но что можно было сделать?
Олег отвернулся.
— Пошли. — Он тихонько провел пальцем по лопатке жены. — Идем.
