Глава 1. Клара
Пахнет сосновыми шишками и корицей. Жарятся каштаны, в очаге потрескивают поленья. Манящие ароматы, смешиваясь в воздухе, плывут всё выше, переплетаются со струйками дыма над печными трубами и со снежными вихрями... На краткий миг они словно бы растеклись под сгущающимися снежными облаками, как зыбкое дуновение рождественского духа. И тут же – шух! – и вкусные запахи, и дым, и снег – всё это развеялось под мощными взмахами совиных крыльев.
Сова спикировала из-за облаков прямо на город. Если она и заметила разлитые над мощёными улочками благоухания, то ничем этого не показала. Сова летела своим путём, решительно и целеустремлённо. Опускаясь всё ниже, она стремительно пронеслась над домами, а следом, точно конькобежец по льду, по заснеженным обледеневшим крышам проскользила её тень. Над бесконечными рядами зданий попыхивали дымом печные трубы. Вдалеке на замёрзшей Темзе гоняли на коньках ребятишки: от их весёлой суеты аж в глазах рябило. Солнце склонялось к горизонту; фонарщики с помощью длинных шестов зажигали уличные фонари, и мягкий тёплый свет омывал витрины лавок и торгующих всякими безделушками коробейников.
В окнах мерцали свечи. Владельцы лавок украшали ленточками венки над дверями. Нагруженные подарками прохожие, зябко кутаясь в плащи, спешили куда-то по своим делам, вели розовощёких детишек домой. Откуда-то издали донёсся перезвон церковных колоколов, возвещая наступление самого волшебного вечера в году.
Лондон, канун Рождества.
А вот сову вся эта суматоха и толчея нимало не занимали. Она высматривала себе ужин: ничто другое её не заботило.
Ага! А вот и пожива – по уступу мансардного окна бежала крохотная мышка. Санта-Клауса нынче вечером полагается угощать сладким печеньем – а вот сове пушистый комочек придётся в самый раз!
Сова подлетела ближе. Тень её упала на мышь. Сова спикировала на добычу...
...и промахнулась!
В последний момент мышь шмыгнула в дыру в кирпичной кладке под окном и исчезла. Сова растерянно заухала. Опустилась на подоконник и немножко подождала. Поморгала. Но мышь не показывалась. Потеряв терпение, сова ещё раз ухнула – и улетела прочь, зорко высматривая новую добычу.
А зверёк бежал по узкому лазу внутри кирпичной стены – в такой никто, кроме мыши, и не протиснется. Грызун сам искал, чем бы полакомиться. На пыльных чердаках и в полутёмных погребах Лондона, пока счастливые семьи веселятся, не заглядывая лишний раз в тёмные углы и закоулки, с наступлением сумерек всегда найдётся, чем поживиться.
Лаз расширился, в конце его забрезжил свет. Мышь шмыгнула в просторную мансарду.
Писк! Ага, вот оно! В самом центре комнаты лежало вкуснющее печенье. Зверёк не задавался вопросом, что делает свежевыпеченное лакомство на маленьком расчищенном пятачке посреди грязного пола в захламлённой мансарде и как оно туда попало. Мышка знала одно: здесь, совсем рядом, её поджидает аппетитный ужин, и упускать его из лапок она не собиралась.
Осторожно, дюйм за дюймом, мышь подкрадывалась к печенью, не замечая, что из сумрака за нею следят любопытные глаза. Глаза куда более зоркие и внимательные, чем у совы.
– Так ты правда хочешь поймать эту мышку, Фриц? – шепнула младшему брату Клара Штальбаум. С растрёпанными волосами, в измятом перепачканном платье девочка почти сливалась с тенями. Только умные карие глаза посверкивали из тёмного угла.
– Ещё бы! – нетерпеливо отозвался Фриц.
Клара улыбнулась. С трёх часов дня малыш Фриц только и говорил о том, как бы поймать мышку, которая скреблась в мансарде по ночам.
Девочка чиркнула спичкой; огонёк осветил детские лица.
– Тогда это делается так, – уверенно сказала она. – С помощью науки, механики – ну и малой толики удачи.
Она осторожно зажгла чайную свечку. Играть с огнём в доме – особенно в мансарде – строго-настрого запрещалось. Но это же не игра. Это наука, и Клара отлично знала, что делает.
Клара медленно подвинула свечку под миниатюрный воздушный шар – первую из деталей своего хитроумного изобретения. По всей мансарде громоздились рычаги, шкивы и наклонные скаты – всё это приводилось в движение аэростатами, мячами и игрушками, размещёнными в соответствии с точными расчётами. А в самом конце этой последовательности находилась корзина, уже готовая опрокинуться и накрыть ничего не подозревающую мышь, как только та надкусит печенье.
Всё отлажено идеально. Осталось лишь привести механизм в движение – и он сработает.
– Для начала нужна энергия, – шёпотом объяснила Клара брату. – От тепла свечи шар поднимется в воздух.
Фриц заворожённо наблюдал, как шар взмыл вверх и натолкнулся на мяч, дожидающийся на верхней площадке деревянного ската.
– Мяч даст нам импульс, – продолжила Клара.
Бум! Мяч врезался в игрушечную обезьянку.
– Соударение придаст вращательный момент обезьянке, и она раздует воздухонадувные мехи.
– Которые дунут на баркас. – Фриц с трудом сдерживал возбуждение: каминные мехи начали выдыхать воздух, подгоняя игрушечный кораблик на колёсах.
– ...подтвердив третий закон Ньютона, – докончила Клара. – На любое действие найдётся противодействие. И при некотором везении...
Шлёп! Баркас врезался в корзинку, корзинка опрокинулась и упала, накрыв мышь вместе с печеньем!
– Мышеловка! – Фриц захлопал в ладоши.
Клара засияла от гордости. Они с Фрицем подошли к корзинке – рассмотреть пойманного мышонка поближе. Изобретение сработало просто блестяще – да простится изобретательнице малая толика самодовольства.
– Потрясающе! – прошептала она. – Мне прямо не терпится показать...
Клара прикусила язык. По счастью, Фриц был так занят пушистой пленницей, что ничего не заметил. Не заметил, как по лицу Клары скользнула бледная тень печали, и не услышал даже намёка на слово, что так и не сорвалось с её губ.
«...маме», – докончила про себя Клара.
Со дня смерти их матери Мари минуло всего-то несколько месяцев. Боль утраты была ещё остра, особенно для четырнадцатилетней Клары. Девочка была очень близка с матерью и к её отсутствию так и не привыкла: порою Клара забывалась и звала маму из соседней комнаты или предвкушала, как покажет ей своё новое изобретение, вроде сегодняшней мышеловки, – и с запозданием осознавала, что это невозможно.
В семье Штальбаумов было трое детей: Луиза, старшая; Клара, средняя; и Фриц, их непоседливый младший братишка. Но одной лишь Кларе достался от Мари изобретательский зуд. Мари была талантливой изобретательницей, «Самоделкиным», как её ласково называли в семье. Луиза унаследовала грацию матери и её гордую осанку, а Фриц – смешливость. Клара же воистину пошла по стопам матери. Колёсики и шестерёнки, клапаны и шкивы, нивелиры, противовесы и всевозможные механизмы – Клара отлично в них разбиралась! Они же словно крохотные кусочки мира: их можно взять в руки, ими можно управлять, с их помощью можно свершать великие деяния. Но мама – мама была настоящим гением! В её руках оживали самые миниатюрные и хитроумные устройства. За многие годы она научила Клару всему, что знала сама. Терпеливо. С любовью. Деталька за деталькой, механизм за механизмом.
