Сова снова ухнула и вспорхнула в воздух. И приземлилась на верстак в противоположном конце комнаты, за которым, склонившись, сидел сам хозяин усадьбы – в безукоризненном костюме, смуглокожий, с буйной гривой седых волос. Он поднял глаза на сову, затем на Клару. Улыбнулся. Один его глаз прикрывала повязка, зато второй, тёмно-карий, искрился добротой.
– Здравствуй, Клара, – сказал он. – Я как раз надеялся, что ты сюда заглянешь. Никак не могу отладить треклятую штуковину.
И он показал девочке то, над чем трудился не покладая рук: затейливую модель озера из чистого золота с двумя керамическими лебедями. Под поверхностью воды на четырёх золотых колоннах покоилась сложная система из приводов и колёсиков, явно предназначенная для того, чтобы лебеди хлопали крыльями и гребли лапками. Но стоило Дроссельмейеру сдвинуть рычажок – и лебеди замахали крыльями в обратную сторону.
– Так нужно же просто реверсировать механизм, – предположила Клара.
Дроссельмейер иронически усмехнулся:
– Именно это я и пытаюсь сделать, дорогая моя. Но при том, что в усадьбу съехались две сотни человек, ни один даже не подумал прихватить с собой звёздчатую отвёртку.
Клара пошарила в сумочке и торжествующе предъявила нужный инструмент. Дроссельмейер просиял:
– Я так и знал, что могу на тебя рассчитывать. А ну-ка, попробуй ты. Моими ручищами всё равно туда не подлезть.
И он вручил девочке своё новое изобретение. Не моргнув глазом, она принялась переналаживать механизм, меняя местами шестерёнки и смещая зубчатые передачи. И минуты не прошло, как девочка спросила:
– Ну-ка, а теперь?
Дроссельмейер повернул рычажок – и на сей раз лебединые крылья захлопали правильно.
– Умница девочка! – зааплодировал мастер. – Кого-то ты мне напоминаешь.
Клара не сдержала улыбки. Когда тобой гордится такой наставник, как Дроссельмейер, это выше всех похвал!
– А теперь, юная барышня, – как ни в чём не бывало продолжал Дроссельмейер, – отчего ты не веселишься вместе со всеми?
– Крёстный, мне нужна ваша помощь. Вот с этим.
И Клара продемонстрировала ларчик в форме яйца. Дроссельмейер глубоко вдохнул:
– А, эту вещицу я создал для твоей матери. Когда она впервые оказалась здесь, я понятия не имел, как обходиться с малолетней сироткой – в мои-то преклонные годы! – поэтому сделал единственное, что умею. Я смастерил для неё вот это.
Словно во власти давних воспоминаний, Дроссельмейер заворожённо разглядывал яйцо. «Наверное, крёстный заново переживает про себя тот самый день, много лет назад, когда в усадьбе впервые появилась мама», – подумала Клара. Сколько раз мать пересказывала ей эту историю: как совсем маленькой девочкой, когда её родители трагически погибли при пожаре, Мари нежданно-негаданно объявилась на заснеженном крыльце Дроссельмейера, с одной-единственной заплечной сумкой и с куклой, а из всей одежды было – только то, что на ней.
– А теперь вот она отдала эту вещицу тебе, – размышлял вслух Дроссельмейер. – Занятно, правда?
– Так без ключа же! – напомнила Клара.
– Ах, вот как? – Дроссельмейер всмотрелся в замочную скважину. – Хм... Замочек-то с секретом. Умница Дроссельмейер. Тут звёздчатая отвёртка не поможет.
– Знаю, – кивнула Клара. Голосок её дрогнул. – Я пыталась. Дроссельмейер посмотрел на девочку, и лицо его смягчилось.
– Ты, верно, очень по ней скучаешь, – сказал он.
Клара кивнула: слова не шли с языка.
– Клара, иногда нужно просто поговорить с кем-то. – Дроссельмейер вернул ей драгоценный ларчик. – Дай выход горю, чтобы сердце смогло исцелиться.
Клара как раз размышляла над словами крёстного, глядя на чудесный, загадочный, последний рождественский подарок матери, как вдруг...
БОММММ!..
Это пробили высокие стоячие часы в парадной зале. А следом заиграла удивительная мелодия – такой ни в одних часах не было.
Дроссельмейер поднялся на ноги: момент был упущен.
– Пора дарить подарки, – заторопился он. – Негоже заставлять гостей ждать. Милая Клара, окажи мне честь... – и он предложил девочке руку.
Клара охотно взяла крёстного под руку и проследовала вместе с ним из мастерской в бальную залу.
Едва они вдвоём вновь окунулись в искромётную и радостную атмосферу рождественского праздника, Клара задумалась: а каково пришлось её маме, когда она увидела всё это в первый раз – осиротевшая малышка, внезапно оставшаяся одна-одинёшенька в огромном мире. Стало ли ей весело? Или грустно? Охватило ли её любопытство? Гадала ли она, в точности как сейчас Клара, останется ли Рождество для неё таким же волшебным праздником, как прежде?
Глава 3. Мари
Мари во все глаза смотрела на воздвигшуюся перед нею величественную усадьбу. Под ботиночками похрустывал жёсткий наст, и девочка переступила с ноги на ногу, покрепче прижав к груди сумку и куклу.
Двое полисменов беседовали с хозяином усадьбы – высоким и смуглокожим, с повязкой на одном глазу. Мари уже случалось видеть его прежде, в родительской часовой мастерской – из-под прилавка, куда девочка обычно забивалась поиграть с куклой, пока родители работали. Она и имя его много раз от них слышала – Дроссельмейер.
Но это было до пожара. Теперь и мастерская и её дом сгорели дотла, а вместе с ними и родители. Всю последнюю неделю перепуганная малышка проплакала, но сейчас слёзы у неё иссякли. Поиски ближайших родственников, к вящему прискорбию, окончились ничем, несмотря на все старания Скотленд-Ярда. Увы, Мари знала, что никакой родни у неё нет: она да родители – вот и вся её семья. Мама с папой днём трудились в часовой мастерской, а вечером возвращались в однокомнатную квартирку над нею. Но почему-то всякий раз, как кто-нибудь из полицейских предлагал отвезти девочку в сиротский приют, всплывало имя Дроссельмейера.
И теперь маленькая Мари в сопровождении двух констеблей стояла на заснеженном крыльце усадьбы Дроссельмейера, а до Рождества оставалось всего ничего. Что же теперь будет?
– Ужасная трагедия, просто ужасная, – говорил Дроссельмейер полисменам. – Но я не вполне понимаю. Родители девочки оставили её мне? Назначили меня опекуном?
– Ну, не совсем, – отозвался один из констеблей, приземистый толстячок, шумно сопя: нос его покраснел на холоде. – Просто ваше имя упоминается в их счетоводных книгах чуть ли не на каждой странице: сплошь Дроссельмейер да Дроссельмейер. Только книги и уцелели при пожаре, да вот ещё девчушка.
– Других зацепок у нас почитай что и не было, – подхватил второй констебль, высоченный, с тёмными усищами под стать чёрной фуражке. Он оглянулся на Мари, и девочка зарылась лицом в волосы куклы.
– Расскажи-ка ему всё то, что рассказывала нам, – велел высокий. Мари подняла глаза. Дыхание её клубилось над кукольной головой облачками белого пара. – Не бойся, – сказал констебль уже мягче. – Расскажи, что говорили тебе родители насчёт этих книг.
