Затем 3–5 августа 1961 года в Москве состоялась закрытая встреча лидеров стран Восточного блока для «обмена мнениями по вопросам, относящимся к подготовке и заключению германского мирного договора». Ряд участников этой встречи, прежде всего В.Ульбрихт, предлагал изолировать Западный Берлин и взять его под полный контроль, чтобы убедить всё мировое общественное мнение в «новом соотношении сил, благоприятном для социалистического лагеря». Однако Н.С.Хрущёв, клянясь в верности «антиимпериалистическому курсу», на деле высказался за компромисс с «разумными европейскими политиками» и «близкими к Кеннеди людьми», которые «уже отшатнулись от края пропасти».
Но уже через пару дней он резко поменял свою позицию и поддержал замысел В.Ульбрихта, поскольку получил от начальника ГРУ Генштаба генерала армии И.А. Серова секретную информацию о том, что на Парижской конференции министров иностранных дел четырёх западных держав, прошедшей 5–7 августа 1961 года, было решено в случае подписания мирного договора с ГДР выступить единым фронтом, ввести экономические санкции и даже разместить ядерное оружие в ФРГ.
В результате в ночь на 13 августа 1961 года на границе между Западным и Восточным Берлином был установлен довольно жёсткий пограничный режим, включавший создание защитных инженерных сооружений и высокой стены из железобетонных плит, получившей в последующем название Берлинской стены. Отныне доступ в западную часть города был разрешён только через контрольно-пропускные пункты, которые, кстати, никак не затрудняли доступ европейских представителей в Западный Берлин. Более того, сами западные эксперты, например личный советник президента США Т. Соренс, признавали полную законность этой акции. Тем не менее это событие вызвало самый настоящий переполох в Вашингтоне, Лондоне и Париже. Поэтому в ответ на возведение Берлинской стены к контрольно-пропускным пунктам на Фридрихштрассе, Виттенауэрштрассе и Бранденбургских ворот были выдвинуты более сотни американских, британских и французских танков и бронемашин с живой силой и боеприпасами.
Ситуация накалилась настолько, что Вашингтон вынужден был прибегнуть к неформальным контактам с Москвой и самим Н.С.Хрущёвым, проведшим ряд бесед с Д.Раском, Дж. Кенан-ном и другими американскими политиками. В результате стороны смогли выйти на неформальное соглашение по Западному Берлину и напряжённость вокруг Берлинской стены несколько спала. Более того, на XXII съезде Н.С.Хрущёв вновь заявил о смягчении позиции Москвы и фактически дезавуировал свой мартовский ультиматум. Но к тому времени численность американских войск в Берлине возросла до 40.000 человек и 300 истребителей. В ведомстве министра обороны Роберта Макнамары нашлись «горячие головы», пожелавшие проверить прочность советской обороны, в результате чего 26–27 октября 1961 года в районе Фридрихштрассе произошёл так называемый «инцидент у КПП «Чарли»», который чуть было не привёл к реальному военному столкновению советской и американской армий. Но, к счастью, этого не произошло и очередной Берлинский кризис окончательно сошёл на нет.
Надо сказать, что в современной либеральной историографии и публицистике традиционно пытаются представить возведение Берлинской стены как некий символический рубеж, окончательно разделивший весь сущий мир на «лагерь цивилизованных демократических стран» во главе «со светочем демократии» США и «лагерь тоталитарных социалистических режимов» во главе с жуткой «империей зла» под названием Советский Союз. Хотя, как верно подметили многие историки (Н.В. Павлов, Н.Н.Платош-кин, А.Д.Богатуров, В.В. Аверков
[766]), в период Берлинского кризиса все действия, предпринятые советским политическим и военным руководством страны, происходили исключительно в рамках собственной зоны влияния и их нельзя трактовать как агрессию советской стороны. Более того, сооружение Берлинской стены вызвало очень сдержанное осуждение на самом Западе и ни одна из западноевропейских держав не предприняла энергичных мер в связи с этим событием. Фактически действия советской стороны способствовали сохранению реального статус-кво в берлинском вопросе, хотя сама германская проблема так и осталась неразрешённой, поскольку по вине Вашингтона до сих пор не был подписан общий мирный договор с Германией, а ГДР оставалась непризнанной де-юре западными державами.
9. Карибский кризис 1962 года и его международные последствия
Надо сказать, что этому знаменитому кризису, который в историографии трёх главных его участников называют Карибским, Кубинским ракетным или Октябрьским, посвящено огромное количество разных по своему масштабу и значению исторических работ, в том числе статьи и монографии Р.Г.Пихои, Б. Г. Путилина, Н.А.Шеповой, С.А.Микояна, С.Я.Лавренова, И.М.Попова, А.А.Фурсенко, Т.Нафтали, Н.Н.Ефимова, В.С.Фролова, В.А.Боро-даева и К. Лечуги
[767]. Поэтому нам нет особой надобности слишком подробно говорить о нём. Но на основных моментах этого события всё же следует остановиться, тем более что одним из главных его «застрельщиков» стал герой нашего повествования.
Как известно, в январе 1959 года в результате успешного военного переворота или так называемой операции «Решающее вторжение» на Кубе был наконец-то свергнут ненавистный режим диктатора Ф. Батисты и к власти пришло революционное правительство радикальных националистов во главе Фиделем Кастро. Несмотря на то что это важное событие произошло на «заднем дворе» США, Администрация президента Д. Эйзенхауэра первоначально отнеслась к новому правительству без особой враждебности. Да и новое кубинское правительство тоже пока что воздерживалось от активной антиамериканской пропаганды. Но уже к концу 1959 года разногласия между Вашингтоном и Гаваной стали нарастать как снежный ком, поскольку Фидель Кастро развернул жестокие репрессии против сторонников свергнутого режима, которые довольно быстро переросли и в подавление всей проамериканской оппозиции, особенно после того, как президент Д. Эйзенхауэр, сославшись на свою «большую занятость», отказался встречаться с новым лидером Кубы.
В результате на территорию Соединённых Штатов хлынул поток кубинских беженцев, которые в основном осели в самом ближайшем штате Флорида, где, образовав целое сообщество эмигрантов, стали оказывать активное влияние на американское общественное мнение. Пытаясь как-то повлиять на политику Гаваны, американская администрация прибегла к экономическим санкциям против Кубы, добавив к эмбарго на поставки вооружений запрет и на закупку кубинского сахара, а также поставку своей нефти. А поскольку тростниковый сахар был всегда главной статьёй кубинского экспорта, все эти меры крайне больно ударили по всей кубинской экономике. В ответ на эти действия Вашингтона кубинское правительство «красногвардейской атакой на капитал» не только национализировало буквально все американские банки и компании, но и резко активизировало свои контакты с Москвой. Уже в феврале 1960 года по личному поручению Н.С.Хрущёва в Гавану прилетел Анастас Иванович Микоян, с которым Фидель Кастро подписал ряд соглашений, в том числе о восстановлении дипотношений, разорванных ещё при И.В.Сталине в 1952 году, о торгово-экономическом сотрудничестве и взаимопоставках нефти и сахара, и о советском кредите в размере 100 млн долларов
[768]. Затем в мае 1960 года в Москву с визитом прилетел младший брат кубинского лидера, министр Революционных вооружённых сил Кубы Рауль Кастро, в ходе которого были подписаны соглашения о поставках на Кубу советской военной техники и вооружений и о направлении советских военных советников, в основном из числа испанских офицеров-эмигрантов. А уже в начале июля 1960 года в Гавану прибыл и первый советский посол из когорты кадровых дипломатов Сергей Михайлович Кудрявцев.
