– Матвей! – звонко разнеслось по лесу.
Мне хотелось кинуться туда, но я удержалась.
Интуиция подсказала, что этим двоим лучше побыть вместе. Пусть Матвей станет человеком, потому что его позвала Снежана. Может, это немного перебьет его привязанность ко мне.
Теперь и я слышала медведя – хруст листьев под огромными лапами и еле слышное рычание. Замерев, я прошептала имя сестры и сжала пальцы.
– Матвей! – еще раз пронеслось над лесом. – Матвей! Матвей!
Не выдержав, я кинулась на голос сестры, споткнулась о валежник, растянулась, поцарапав ладони. И в это мгновение мир вздрогнул. Пролетел над головой бешеный ветер, воздух потемнел и сгустился, и прелые листья под моими ногами задрожали так, словно под ними закопошился громадный червь.
– Снежана! – закричала я, поднимаясь, но мой голос утонул в шуме ветра.
Ужас вывернул мои внутренности наизнанку, и, чувствуя, что произошло что-то невероятное, я поднялась и бросилась вперед, думая о сестре и о Матвее. И вот в просвете деревьев я увидела Ведьмака. Он стоял посередине звериной тропы, высокий, черноволосый и разноглазый. Медленно, очень медленно стягивал с головы черный капюшон толстовки и неотрывно глядел на мою сестру.
Они стояли друг напротив друга – Снежана и Матвей. И вдруг сестренка кинулась и обняла парня в черной толстовке. Руки обвились вокруг его шеи, и он принялся обнимать ее в ответ. Что-то говорил ей и улыбался. Улыбался так просто и необыкновенно нежно, что я вздохнула с облегчением.
Похоже, моя помощь тут не требуется.
Какое-то время они держали друг друга в объятиях, а потом зашагали вперед, к выходу из леса. И я не стала их догонять. Теперь я была уверена, что с моей сестрой и моим другом все будет в порядке.
3
Не помню, как добиралась до Марьяна. Конечно, вызывала такси, но ни марка машины, ни водитель – ничего не осталось в памяти. Все слилось в один сплошной миг тревоги, любви и беспокойства. На второй этаж своего дома я буквально взлетела, перепрыгивая через ступеньки, дрожащими руками вставила ключ в отверстие замка, а когда зашла и увидела громадные черные ботинки Марьяна, вздохнула с облегчением.
Ботинки валялись посреди коридора, и шнурки змеились по коврику, толстые и длинные.
– Мируся, – послышался такой родной голос, и мое сердце замерло.
Марьян сидел на полу, привалившись к дивану, и его зелено-карие глаза сияли, точно звезды. И едва я увидела это сияние, эту радость, как поняла, что он свободен.
– У вас все получилось, – выдохнула я и кинулась к нему с объятиями.
– Осторожно, – предупредил он, обнимая меня одной рукой, – у меня плечо…
– Ты ранен? – встревожилась я.
– Все нормально. Отец зашил рану и сказал, что жить буду.
– Может, тебе надо в больницу…
– Мне надо к тебе. Я хочу быть рядом с тобой. Теперь это по-другому. Это так по-другому! – воскликнул он и улыбнулся.
Я видела его ясную улыбку, видела счастье в его глазах и улыбнулась сама.
– Почему ты на полу? – спросила я.
– Джинсы у меня немного грязные, я бы сказал. Не хотел пачкать диван…
– Но тебе нужен отдых…
– Я уже позвонил Михаилу. Он привезет еду и одежду.
– Как всегда.
– Как обычно. Он выручает.
– Тогда я помогу тебе. Мы ведь не будем все время сидеть на полу.
– Просто сделай мне кофе, ладно? Кофе с двумя ложками сахара. А потом посиди тут со мной…
Я кинулась на кухню. Поставила на огонь турку с кофе, достала из холодильника первую попавшую под руку еду – какой-то засохший кусок сыра, пачку масла и яйца. Когда вернулась к Марьяну, то увидела, что он спит. Голова склонилась на грудь, черная рубашка расстегнута, на шее сразу два серебряных крестика – его и Матвея.
Пришлось поставить кружку с кофе на маленький столик, легонько растолкать Марьяна и предложить ему устроиться на диване.
– Да, наверное, надо, – сонно пробормотал он.
Я помогла ему раздеться, и он сказал что-то о том, что я снова расстегиваю ему джинсы не в той обстановке. Потом Марьян улегся на диван, и я укрыла его мягким пледом. Плечо Марьяна было закрыто повязкой, и я спросила, кто его ранил.
– Потом. Я потом все расскажу, – пообещал он, закрывая глаза.
Едва Марьян уснул, как я поняла, что тоже хочу спать. Напялила пижаму, и в этот момент позвонили в дверь. Пришел Михаил с привычными пакетами из «АТБ» и сумкой, полной одежды.
– Купил пижаму, полотенца, трусы и носки, – деловито сообщил он. – Твой размер не знаю, потому тебе купил только пижаму и полотенце. Придется обойтись без трусов и носков.
Я глянула в его веселые глаза и поняла, что он шутит.
– Спасибо тебе, – проговорила я, перетаскивая пакеты из коридора на кухню.
– Значит, у вас все получилось? Не думал, что Марьян справится. Все-таки это наше вековое проклятие. Кто больше всех отличился? Кто докопался до истины?
– Матвей добыл старые письма своего предка и узнал правду об этом проклятии.
– А ну, расскажи…
– Давай потом. Спать хочу, как дурочка. Тебе Марьян все расскажет, он умеет.
– Ладно, извини. Тогда отдыхайте. Скажу отцу, чтобы не переживал.
– А он переживал?
– Ты даже не представляешь как.
– Очень даже представляю.
На этом Михаил ушел, и я завалилась спать. И не удивительно, потому что за окном стояла настоящая ночь.
4
Это был крепкий и долгий сон, и лишь один раз мне приснилась мать. Она лепила пельмени и слушала Киркорова на своем телефоне.
– Повезло тебе все-таки, Мирка, – сказала она довольным голосом. – Хоть ты и непутевая, но все-таки умудрилась захомутать хорошего парня. И машина, и дом – все есть. Вот уж не думала, что ты хорошо устроишься. Ты и о Снежаночке моей позаботься, чтобы у нее тоже все было. Не забудь свою сестру, а не то прокляну!
Мать погрозила мне пальцем с ярко-красным ногтем, и я проснулась. За окном была глубокая ночь. Марьян спал, скинув с себя плед. Укрыв его получше, я выпила воды и снова легла.
Утром меня разбудили запахи еды. Яичница, колбаса и апельсины. Кто-то хозяйничал на кухне, что-то жарил на сковородке и что-то нарезал на деревянной доске, постукивая ножом.
Босая, растрепанная, я пробралась на кухню и увидела Марьяна. Он возился у плиты, ловко действуя одной рукой. На столе уже стояли две тарелки, на которых желтела яичница с колбасой. Нарезанные дольки апельсина и сыр – вполне достаточно, чтобы позавтракать.
