– Что это за гадость такая? – пробормотала Мирослава, оглядываясь.
– Этого я не знаю, – проговорил Матвей и, открыв дверь, зашел в хижину.
Пахло горькими травами, пылью и почему-то шерстью. В полумраке виднелась деревянная столешница, покрытая тонким слоем пыли. Сухие беленькие соцветия по-прежнему стояли в глиняной вазочке на столе. С потолка спустился маленький паучок, словно заинтересованный неожиданными гостями, и тут же убрался к себе наверх.
– Давайте затопим печь, – сказал Марьян, присаживаясь на корточки у железной заслонки, прикрывающей печной зев. – Дрова тут есть. Нам хватит. Так будет уютнее.
– Топите. Уютнее, теплее и светлее. А я попробую найти тетрадь, – сказал Матвей, направляясь к сундуку.
– Какая же это дрянь, – буркнула Мирослава, поставила на столешницу свой рюкзак и достала пачку влажных салфеток. – Марьян, давай я вытру тебе щеку. Небольшая царапина, но все равно кровит.
Матвей краем глаза наблюдал, как Марьян присел на скамью и Мирослава стерла кровь с его щеки и шеи. Милая картина, ничего не скажешь.
– Матвей, тебе тоже нужны влажные салфетки. Все пальцы в крови, как у вампира, – напомнила Мирослава.
– Да.
Матвей откинул крышку сундука, глянул на маленькую желтую бумажку, прикрепленную, судя по всему, еще отцом его прадеда и предупреждающую о том, что Скарбнику надо побольше давать травы Успокоения.
Тетрадь Стефана, та самая, которую невозможно было прочитать, лежала в этом сундуке. Матвей притащил ее сюда потому, что считал бесполезной и ненужной. Если нельзя перевести, то какой смысл держать ее в доме? А теперь он цеплялся за крошечную надежду, за махонькую вероятность того, что сможет расшифровать тексты своего прадеда.
Матвей достал тетрадь – такую старую, что, казалось, ее печатали еще до революции, – и медленно открыл обложку.
Те же самые буквы. Латиница, но буквы выстроены в странном нечитаемом порядке. Или читаемом?
Матвей вдруг уставился на первую страницу, потому что буквы сами собой сложились в слова. Польский язык, конечно же. Но понять можно.
Только потомок Левандовских, надевающий капюшон, сможет прочитать эту тетрадь. Так было заповедано с древних времен. Старинные слова сможет прочитать только посвященный.
А внизу страницы была приписка:
Бойся книги Желанной, мой мальчик, и никогда не оставляй в ней свой след. Она может принести несчастье.
– Вот она, эта тетрадь, – выдохнул Матвей. – И я, кажется, понимаю, что в ней написано.
2
– Ну-ка, дай посмотреть.
Марьян тут же оказался рядом. Заглянул через плечо и мрачно заметил, что это неразборчивые каракули.
– Я могу прочесть, – тихо, но твердо сказал Матвей. – Тут написано, что прочитать книгу может только тот, кто надевает капюшон.
– Отлично. Садись и читай. А мы пока протопим печь. Быстро ты нашел свое сокровище.
– Там и искать не надо было особенно. Я ее не прятал далеко.
Марьян уложил дрова в печи, сверху накидал сухой коры и обрывков старых газет, потом чиркнул спичкой, и огонь занялся. Мирослава сидела на корточках рядом с ним, у самой печи, не отводя взгляда от крошечных, едва разгорающихся язычков пламени.
Матвей сел на скамью, положил тетрадь на колени и принялся разбирать старые буквы. Читалось медленно и сложно. Оказалось, что на первой странице помещен перечень всех мужчин семьи Левандовских, которые надевали капюшон. Последним стояло, конечно же, имя его прадеда.
Стефан Левандовский
Написано чернильной ручкой на польском языке. Буквы четкие, ровные, почерк уверенный.
На следующей странице Матвей еле разобрал начало истории самого первого Ведьмака в его роде. Записывал, конечно же, не Стефан Левандовский – так звали первого Ведьмака. Дата рождения этого человека была слишком далека от того времени, когда изобрели чернильные ручки и тетради в переплете. Начало семнадцатого века. Период, когда отец Теодор положил начало кланам Варты. Тогда же и семья Левандовских получила свою силу.
Матвей перевернул страницы. Ему почему-то хотелось поскорей добраться до записей прадеда. Что толку разбирать сейчас старые истории, когда надо найти способ вернуть себе память? Может, есть какие-то рецепты, правила или советы?
Рецепты были. Они то и дело попадались на страницах, а вместе с ними и нарисованные чернилами изображения трав и соцветий.
Наконец Матвей добрался и до записей Стефана. Его твердый почерк он узнал сразу.
Марьян и Мирослава продолжали сидеть у печи, обнявшись. Марьян что-то шептал на ухо Мирославе, та прильнула к нему и слушала, поглядывая на огонь. С этим двумя все было понятно.
Матвей грустно улыбнулся и погрузился в чтение.
3
Я вернулся к своему сгоревшему дому. Это был 1954 год. Время запустения. Время печали.
От дома остались одни руины, но я не видел смысла их восстанавливать. Жил в старой пристройке, где у меня стояли железная печь, кровать и деревянный шкаф, а также верстак, на котором я мог время от времени вырезать деревянные фигурки.
Я устроился работать, но в деньгах не нуждался. Скарбник успешно приносил доход, и мое золото сохранилось полностью. Первые несколько лет я не трогал семейные деньги. Мне не было нужды в расходах. Небольшой огородик давал овощи, на заработанные деньги я покупал себе одежду.
Желанная хранилась в старой хижине моего деда, в которой я не ночевал ни разу.
Про эту хижину ходили разные страшные слухи. Мой дед погиб недалеко от нее, его нашли страшно израненным, обескровленным и бездыханным. Я тогда был маленьким ребенком.
Страшная тайна моего рода должна была угаснуть вместе со мной, и поддерживать ее, давать ей силу и свободу я не собирался. Поэтому ничего не записывал в семейной тетради, которую начал вести мой дед.
Но, похоже, пришло мое время.
В селе Самонивцы, находящемся недалеко от нашего городка, погибли две маленькие девочки. Страшно погибли. Пошли в лес за грибами, и кто-то убил их, обескровил и подвесил вверх ногами. Такие вещи не делают просто так. Мое чутье проснулось, и я чувствую силу потустороннего. Чувствую присутствие чего-то ужасного.
Чувствую точно так же, как в год смерти моей Мирославы.
Тогда я проигнорировал свое чутье. Но теперь я должен действовать.
Но что мне делать? Мой дед погиб слишком рано, как и отец. Никто из них не передал мне секрет нашей семьи. Но я знал, что есть в Третьем клане Варты Хранительница историй, и я отправился к ней.
