Наконец, когда все устроились, появился Жнец. Марьян, как и в прошлый раз, извинился за опоздание и сел за круглый дубовый стол.
– Начнем, значит, – зычно проговорил Совинский и поднялся. – По традиции, совет Варты начинают люди, которым святое провидение доверило эту задачу. Наследники посвященных, те, кого оберегает святой крест отца Теодора. Есть тут у нас в зале обладатели святого креста? Пусть подходят к столу и начинают совет.
Сказав это, Совинский двинулся вперед. Правой рукой он что-то достал из кармана пиджака и, остановившись у темной, поблескивающей лаком столешницы, положил на нее старинный серебряный крест, точно такой, какой был у меня.
Камешек на стыке перекладин сверкнул голубой искрой, и я почему-то зажмурилась. Остальные молчали, и в зале воцарилась полная тишина.
– Тогда я и начинаю совет, – твердо произнес Совинский.
– Тогда уж, по традиции, пан Совинский, – раздался скрипучий старческий голос, и на середину выступила старая-престарая женщина в длинной юбке и цветастом платке, повязанном на голове, словно тюрбан. – Владеющий крестом отца Теодора произносит слова посвященного. Так положено. И не ты один владелец старой реликвии. Мирослава Новицкая, у тебя тоже на шее висит святой крест. Иди сюда, покажи всем свои права.
Я вздрогнула и невольно прикрыла ладошкой крестик.
– Что происходит? – возмутился Марьян. – Что это вы затеяли?
– Пан Совинский решил продемонстрировать нам свою власть, – продолжала скрипеть старушка.
– Откуда ты взялась, старая? – проговорил Совинский.
– Обращайся ко мне вежливо, Даниил Совинский, иначе мигом напомню тебе твое место. У меня тоже кое-что есть, и я тоже имею право начать совет.
Старушка вдруг сделала еле заметное движение рукой, и в ее пальцах засверкал еще один серебряный крестик. Только камешек на нем был густо-красный. По залу пролетел шепот, Михаил перестал пить кофе, Марьян поднялся и поинтересовался у старой бабки, кто она такая.
– Марыся Данилевская, Хранительница истории Вартовых. Третий клан, – проговорила женщина, и голос ее внезапно помолодел.
– Зачем ты пришла на совет, пани Данилевская? Мы думали, ты уже в могиле и черви давно обглодали твои старые кости, – грубо сказал пан Совинский и недобро усмехнулся.
– Пришла перед смертью отдать свою реликвию тому, кто будет честно служить Варте. Есть у вас такие? Что скажете, Вартовые? – Старуха оглядела по очереди всех, и никто ей не ответил.
Слишком страшным и сморщенным было ее лицо, слишком бешено сверкали маленькие глазки, слишком ярким казался платок на голове.
– Если реликвия стала для тебя чересчур тяжелой, отдай крестик нам, и мы найдем человека, который сможет его носить, – решительно заявил пан Совинский и протянул руку, но коснуться реликвии не успел.
Старая Данилевская хлопнула его по ладони крючковатой палкой, на которую опиралась, пан Совинский охнул и помрачнел. Матвей усмехнулся и толкнул меня.
– Выходи. У тебя тоже есть такой крестик.
– Меня не звали, – прошептала я в ответ.
– Еще как звали, Мирослава Новицкая! Выходи, и начнем совет по старой традиции Вартовых. А то слишком много молодых народилось в клане, и никто из них не знает, как надо поступать! – неожиданно громко сказала старуха, и голос ее показался мне молодым и звонким.
На меня уставилось множество глаз, но я видела лишь хмурое лицо Марьяна.
– Кто она такая? – прорычал пан Совинский.
– Она та, кого я выбрал помощницей, – ответил Марьян, глядя ему прямо в глаза.
– Да ты сам кто такой? – не унимался Совинский.
– Жнец, – коротко ответил Марьян.
Пан Совинский недобро усмехнулся, но ничего не ответил. Эта его усмешка выглядела как издевательство. Мол, какой из тебя Жнец, мальчик?
– Иди сюда, Мирослава, – сказал мне Марьян, и только после этого я поднялась со своего места.
Мои похолодевшие пальцы машинально сжали серебряное украшение, и крестик показался невероятно тяжелым. На меня смотрели все присутствующие, слышались шепот и чьи-то грубые слова, движения рук и шорох одежды, и я замедлила шаг, стараясь не смотреть на скрытые тенью лица.
– Итак, у нас есть три креста, правильно, пан Совинский? Тогда Жнец имеет право произнести старинное заклинание Вартовых. Никто из вас его не знает, ведь так? – говорила старуха, а поблескивающий крестик в ее руке все качался и качался, и красный камешек бросал яркие блики на стены и пол.
– А ты знаешь? – грубо уточнил пан Совинский.
– Пусть все три креста лягут на стол, – решительно велела старая пани, и никто ей не возразил.
И когда на столе оказались три старинных серебряных крестика, разноцветные камешки на них засияли особенно ярко.
– Не свою волю выполняем мы, но волю того, кто нас послал. Не себе служим мы, но служим тем, кого охраняем. Не себе славы ищем мы, но славы для Бога и святой церкви, – проговорила старуха и покачала головой.
– Это и есть старинные традиционные слова? – спросил пан Совинский.
– Это и есть клятва Вартовых. Раньше ее приносил каждый, кто желал присоединиться к клану, – пояснила старуха.
– Итак, совет можно считать открытым, – вмешался Марьян. – Теперь давайте обсудим, зачем мы собрались.
Пан Совинский схватил свой крестик и сунул в карман. Лицо его при этом скривилось так, словно один вид старой пани внушал ему отвращение.
– Можно так и считать. Но я стара стала и потому хочу передать при всех Вартовых свой серебряный крестик тому, кто этого достоин, – заметила старуха.
– Кому? – спросил ее Марьян. – Вы уже выбрали, кому желаете отдать свой крестик?
– Я уже выбрала. Матвей Левандовский, подойди и возьми то, что должно принадлежать твоей семье по праву.
– Крестик Ведьмаку? Этого никогда не бывало у Вартовых! – возмущенно прогремел Совинский, утратив всякий налет спокойствия и культурности. – Это не по традиции!
– А кто сейчас помнит традиции? А если бы ты их помнил, Даниил Совинский, то знал бы, что крестики Теодора сами выбирают себе хозяина. Так что гляди, как бы твой тебя не покинул. А моему самое время послужить молодой Варте. Иди сюда, Матвей, и бери то, что теперь будет твоим. Однажды ты научишься сражаться святым крестом. Мирослава уже научилась, правильно, детка?
Матвей, весь черный и мрачный, молча подошел к старой пани Данилевской, взял у нее крестик, повесил себе на шею и так же молча вернулся и сел на скамью.
– Теперь совещайтесь, молодые. А я могу вернуться к себе домой, – неожиданно тихо проскрипела старая пани Данилевская и, сгорбившись, вышла из зала.
Глава шестнадцатая. Мирослава
