– А может, это пани Данилевская? – тихо спросила я, вспомнив вдруг сморщенное жуткое лицо с маленькими хитрыми глазками.
– Кто его знает. Но Марыся Данилевская смогла бы, да. Эта бестия в свое время немало жизни кланам попортила. Многим она мешала, было время.
– Да что ты все время недоговариваешь? – зло проговорил Марьян, и я увидела, что глаза его полны яростного огня.
Стало вдруг холодно и мрачно, и я подумала, что зал находится в подвале, почти под землей. Ни одного луча солнца, ни одной струи свежего воздуха. На столе, на полках и стеллажах горело множество свечей в подсвечниках, а под самым потолком распространяла желтый тусклый свет круглая люстра с хрустальными подвесками.
– Что я должен тебе договорить?
– Он имеет в виду, что хотел бы знать побольше о Марысе Данилевской, – тихо пояснил Матвей.
– О ней я лучше не буду вам ничего рассказывать. Это дела давно минувших дней, и сам я не был свидетелем. А то, что рассказывала моя бабка, нас уже давно не касается. Марыся стара, и ее срок жизнь вот-вот закончится. Так зачем тревожить старую женщину? Пусть доживает спокойно.
Марьян резко сорвался с места и заметался по залу. Черный, высокий, мрачный, он казался самым настоящим суровым стражем, полным неуправляемой силы и решимости.
– Мы собираемся завтра, в пятницу. Вечером. На кладбище Невинно убиенных. Все, кроме Мирославы.
– Я тоже буду!
– Ты не будешь! – Глаза Марьяна метали яростные молнии.
– Буду! Я буду, и точка!
– Дети, вы свои отношения выясните позже. Если у Мирославы есть крест святого Теодора, значит, она полноправный Вартовый и обязана быть на облаве. Те, кто владеет крестами, – именно они наследники основателей. В конце концов в ваших жилах, дети, течет кровь ваших родителей. Кроме тебя, Марьян. Ваш род действительно не относится к основателям.
– Да что ты знаешь о моем роде! – заорал Марьян, останавливаясь напротив Михайлы Кобзаря.
Его сыновья – Павло и Назар – тут же вскочили, и я увидела, что парни готовы заступиться за своего отца.
– Спокойно, – тихо сказал вдруг Матвей, но его голос услышали все, столько в нем было власти.
Он поднялся и взял Марьяна за плечи. Слегка тряхнул, потом заявил, что и так все понятно.
Завтра, в пятницу, в девять вечера. Кладбище Невинно убиенных.
– И Мирослава тоже будет с нами. Никто не удержит ее от того, чтобы встать на стороне Вартовых. Потому что она Новицкая, и это понятно. Расходимся. Решение принято. И пусть у нас все получится.
Матвей рванул Марьяна на себя, и тот повиновался, но неохотно.
– Идем, – сказал мне Матвей, и мы покинули мрачный зал.
Михайло Кобзарь остался, чтобы потушить свечи.
3
Едва мы выбрались на улицу, как Матвей схватил Марьяна за плечо и проорал с невероятным накалом в голосе:
– Немедленно езжай в церковь! Быстро! И поставь там свечу!
– Я знаю… – пробормотал Марьян, отворачиваясь.
– Оно близко, я чувствую, – сказал Матвей. – Садись в машину и езжай!
– Мы с ним, – тут же заявила я, подбегая к черной «Волге».
– Нет! – Матвей метнулся ко мне и оттолкнул в сторону, словно машина была живая и могла укусить. – Нет! Мы с ним не едем!
– Почему? – не поняла я.
– Потому что я убью вас прямо сейчас! – взревел Марьян и кинулся на Матвея.
Кинулся молча, словно черная молния. Словно черный дракон, готовый пожрать своего противника. Но Матвей был готов к этому. Он мгновенно стянул с шеи серебряный крестик, и старая реликвия вдруг изменилась на глазах. Вытянулся поблескивающий клинок, увеличился красный камень, став основой рукояти. Матвей навел на Марьяна свое грозное оружие, и тот попятился, схватился за меч, висевший на поясе. Сталь блеснула в холодном воздухе.
– Уходи прочь! Уходи прочь, тварь! – твердо проговорил Матвей, поднимая свой клинок все выше и выше.
Красный камень на рукояти вспыхнул слабым огнем, по каменной плитке пошли блики, один из отсветов упал на лицо Марьяна, и тот отвернулся, а потом отступил. Глаза его блестели, губы кривились в усмешке, он пробормотал что-то невнятное, потом повторил:
– Я все равно убью вас.
Развернулся и направился к машине.
Матвей стоял с мечом наперевес до тех пор, пока черная «Волга» не скрылась за поворотом.
– Надо догнать его, – проговорила я, кидаясь к белому «Джуку» Матвея.
– Нет! Мы не поедем за ним!
– Я поеду!
– Ты не поедешь! – Матвей схватил меня и прижал к себе. Прижал крепко, его руки находились поверх моих, а дыхание касалось ушей и шеи. – Мы останемся здесь.
– А если он не сможет поставить свечу?
– Будем надеяться, что сможет. Ты же видела, он боролся как мог! Он не стал сражаться!
– Потому что увидел твой меч! – заорала я, чувствуя, как слезы бегут из глаз.
– Не ори! Мы не одни, Мира. Уходим. – Матвей говорил мне в самое ухо.
Только теперь я заметила Назара, Павла и их отца. Все трое удивленно уставились на нас, но ничего не говорили.
– Пошли. Быстро уходим отсюда. Едем ко мне, – все так же тихо проговорил Матвей мне на ухо.
Белый «Джук» вздрогнул, когда Матвей завел мотор. Мы покидали жуткий двор церкви с каменным святым, у которого не хватало носа. Я сидела на заднем сиденье и не могла сдержать слез.
Глава семнадцатая. Матвей
1
Мирослава сидела на заднем сиденье и плакала. Матвей первый раз в жизни видел, как эта смелая, упрямая девчонка плачет, и ему становилось не по себе. Сердце щемило от жалости и сознания того, что помочь он ничем не может. И еще думалось о том, что виноват именно он. Если бы он тогда уничтожил Желанную! Если бы не повелся на собственные тайные желания, которые можно записать в этой книге!
Мирослава то и дело пыталась звонить Марьяну, но все напрасно. Гудки звучали длинными нотами, но ответа не было. Матвею хотелось сказать, чтобы она перестала, что это бесполезно, но вдруг именно эти звуки помогали сейчас Жнецу удержаться от падения в пропасть? Вдруг именно они служили последней ниточкой, связывающей его с реальностью?
