– Там дальше развилка. Если повернуть и спуститься вниз, к ручью, наткнемся на хижину прадеда, – заметил Матвей. – Но вряд ли там появится Хвырь. Она не поселится около хижины Ведьмака.
– А чуть дальше – могилы Луш. Их ведь похоронили именно там, – тихо проговорила я, поднимая руку с потрескивающим факелом.
Матвей замер, уставился на меня и вдруг заговорил тихо и яростно:
– Хвырь на могиле Луш! Точно! Как я не сообразил сразу, дурак! Все сходится. Если девушка, водившая в кафе Дарину Рыбалко и давшая ей Желанную, – это Соломия, то Хвырь стоит на могиле Луш. Это и месть, и удобное место. Могила колдунов – самое подходящее место для такого колдовства. Всегда так было.
– Откуда ты знаешь?
– Вычитал в тетрадях моего прадеда. Иногда я их читаю.
– В той, которая написана шифром?
– В тех, которые уничтожили, когда меня не было… В тех, что разорваны. Я их читал, летом. Кое-что запомнил. Идем, и давай сообщим остальным.
Я попыталась вызвать по рации Марьяна и Михайлу, но ответа не было.
– Брось, – велел Матвей. – Мне кажется, что эти рации вообще не работают. Давай старым проверенным способом. Напиши в «Вайбер», в общую группу, которую создал Марьян. Пусть знают, что мы отправились к могилам Луш.
Сообщение было отправлено, и мы двинулись в темноту леса, к могилам братьев Луш.
3
Фонари исправно освещали нам дорогу, и совсем скоро мы миновали громадные черные валуны, под которыми обычно туристы и отдыхающие разводили костры, миновали небольшой ручеек и удобную полянку со столиком и мангалом и углубились в чащу, туда, где Вартовые похоронили колдунов Луш.
Могилы еще не успели скрыться под слоем прелой листвы, и я увидела черные длинные палки, воткнутые вместо крестов. Тогда в битве на старой автостоянке погибло четверо братьев. Выжил только самый младший, и, насколько я знала, он и его родители покинули страну.
– Что это за палки? – спросила я, удивленно разглядывая плиты и странное украшение в изголовьях.
– А ты посмотри на среднюю могилу, туда, где лежит Григорий Луша, – тихо проговорил Матвей, шагая вперед.
Луч его фонаря упал на выглядывающий из-под листвы красноватый край мраморной плиты, на свежие розы, лежавшие на плите, и на черный деревянный обелиск.
То, что мы увидели, походило на странную резную скульптуру, выполненную искусным художником. Древнее дерево дало трещину на самой верхушке, но в целом божок Хвыри казался целым и крепким. У фигуры не было ушей и рта, только глаза, но зато какие! Сдвинутые мохнатые брови, искусно вырезанные веки, выпуклые глазные яблоки и зрачок, выкрашенный серым.
Свет моего фонаря упал на верхушку скульптуры, и она показалась гладкой, до невероятности гладкой. И мне подумалось вдруг, что к ней прикасалось множество рук, поглаживало, обнимало и просило помощи. Ей молились тысячи раз, и божок действительно мог помочь тем, кто к нему взывал.
– Мы нашли, – выдохнул Матвей, – это оно. Пиши быстро Марьяну.
Но едва я успела вывести два слова: «Нашли, могила…», как стоящее рядом дерево наклонилось, и его ветка со всей силы хлестнула меня по рукам. Телефон выпал и улетел в темноту, скрывшись под слоем прелой листвы. Ветви дерева ударили еще раз, но теперь вмешался Матвей, обрубив их мечом.
Факелы потрескивали у нас в руках, церковный огонь, взятый от свечей в маленькой часовне, освещал потемневшую и потрескавшуюся кору деревьев, их черные ветви, тянущиеся к нам, как жадные ладони с растопыренными пальцами, и мы все еще сомневались, стоит ли поджигать живые деревья.
– Беги к божку и сожги его, я прикрою, – велел Матвей, доставая меч.
Серебро сверкнуло оранжевым, в клинке отразилось пламя, и мир вокруг посветлел, наполнился бликами и отсветами фонарей, факелов, сиянием клинка. Меч опустился на одну ветку, на другую – Матвей рубил исправно и быстро, поворачиваясь вокруг себя, и только треск стоял, как при рубке дров.
Божок Хвыри хищно поблескивал гладкой макушкой и смотрел на нас выпученными глазами. Злыми, немигающими глазами, которые налились вдруг странным изумрудным светом и теперь казались маленькими ярко-зелеными огоньками.
Сжечь эту гадину немедленно! Я кинулась к божку, но тут из темноты вынырнула женщина. Она не казалась старухой – высокая, внушительная, крепкая, скорее походила на обычную сельскую бабу. Платок на голове, коричневая дубленка с белой опушкой, резиновые сапоги – женщина появилась так внезапно, словно выскочила из могилы.
Не так я представляла себе колдунью, вызывающую Хвырь. Мне виделась жуткая старая баба со сморщенным лицом, что-то вроде Марыси Данилевской. А здесь – деловитая, крепкая, хорошо одетая и быстрая. Она кинулась ко мне, и я замешкалась всего на пару секунд, пытаясь разглядеть лицо. Оно показалось знакомым, я замерла, и этого хватило, чтобы баба кинулась на меня и выбила из руки факел.
Огонь стал затухать от прелой, влажной листвы, я подняла повыше фонарь, свет упал на лицо женщины, и я остолбенела, узнав Каролину Григорьевну.
Теперь она казалась внушительной и даже привлекательной. Цветастый платок на голове, замотанный по сельскому обычаю, и завязанные надо лбом кончики платка придавали ей милый и немного смешной вид. Этакий вариант Солохи или Верки Сердючки. Но когда она подняла вверх руку с ножом, мне стало не до смеха. Я махнула фонарем и отступила. Споткнулась, упала на мраморную плиту, больно ударившись локтем и спиной, но это позволило мне избежать смертельного удара.
Матвей бился где-то сбоку и кричал, чтобы я поджигала божка. Он не видел, что мой факел погас. А Каролина Григорьевна действовала молча. Улыбалась так гадко и довольно, что хотелось заехать по ее широкой и радостной морде. Надвигалась на меня и поднимала все выше длинный нож. Я тоже выхватила ножик, который дал мне Орест, и наставила его на Каролину.
Она что-то прошептала сквозь сцепленные зубы и сделала выпад, не обращая внимания на мое оружие. Увернуться получилось только благодаря странной интуиции, проснувшейся внутри. Мне вдруг стало ясно, что ножик не поможет, я кинула его и быстро перекатилась по плите. Каролина ударила, но я уже поднялась сбоку от нее и, воспользовавшись моментом, саданула ногой по коленке. Преподавательница химии не удержалась, свалилась на могилу и выдала длинный ряд совершенно ненаучных ругательств.
Кто бы мог подумать, что преподаватели престижного университета умеют так выражаться!
Матвей с трудом двигался, оплетенный ветвями сразу двух деревьев. Он все еще пытался удержаться от того, чтобы поджечь их, да и ветви, понимая опасность огня, держались от факела подальше. Но, мельком глянув на меня, он все понял и вытянул руку с факелом, коснулся ближайшей ветки, намертво вцепившейся в его ноги и сжимающей их с невероятной силой.
