Императрица Екатерина II в письме к Гримму от 10 сентября 1777 года делилась последними новостями:
«Я очень рада, что вчера [в субботу, 9 сентября. - А. Г.] в полдень возвратилась в город из Царского Села. Была отличная погода; но я говорила: „Посмотрите, будет гроза“, потому что накануне мы с князем Потемкиным воображали себе, что берем крепость приступом. Действительно, в десять часов по полудни поднялся ветер, который начал с того, что порывисто ворвался в окно моей комнаты. Дождик шел небольшой, но с этой минуты понеслось в воздухе все, что угодно: черепицы, железные листы, стекла, вода, град, снег. Я очень крепко спала; порыв ветра разбудил меня в пять часов. Я позвонила, и мне доложили, что вода у моего крыльца и готова залить его. Я сказала: „...коли так, отпустите часовых внутренних дворов; а то, пожалуй, они вздумают бороться с напором воды и погубят себя“. Сказано, сделано. Желая узнать поближе, в чем дело, я пошла в Эрмитаж. Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима. По набережной, которая еще не кончена, громоздились трехмачтовые купеческие корабли. Я сказала: „Боже мой! Биржа переменила место: графу Миниху придется устроить таможню там, где был Эрмитажный театр“. Сколько разбитых стекол! Сколько опрокинутых горшков с цветами! И как будто под стать цветочным горшкам, на полу и на диванах лежали фарфоровые горшки с каминов. <...>
Обедаю дома. Вода сбыла и, как вам известно, я не потонула. Но еще немногие показываются из своих берлог. Я видела, как один из моих лакеев подъехал в английской коляске; вода была выше задней оси, и лакей, стоявший на запятках, замочил себе ноги».
Только во второй половине дня 10 сентября 1777 года началось ослабление ветра, что сказалось и на уровне невской воды, которая стала спадать.
Когда наконец в Летнем саду, в отступающей воде проступила суша, то оказалось, что стихия полностью уничтожала павильон «Грот», все фонтаны были разрушены, а большая их часть завалена толстым слоем земли, перемешанной с древесиной и камнями . От каскадов не осталось и следа, а многие деревья были сломаны или повалены.
Город сильно пострадал от наводнения - много горожан погибло. В Зимнем дворце большая часть стекол в окнах оказалась разбитой - в некоторых ветром были вырваны рамы, более 140 зданий полностью разрушено, Дворцовая набережная требовала капитального ремонта. Невский проспект оказался завален погибшими коровами, козами и свиньями, в погребах и подвалах плескалась рыба.
Очевидец событий в Санкт-Петербурге канцелярист Осип Щанский писал 14 сентября 1777 года: «Мы здесь до того дожили, что едва морская вода свирепством своим не овладела в свои пределы, ибо на 10 число сего месяца поднялась наипревеличайшая буря и ветер, час от часу испускала жестокие зеферы во всю ночь и в последующий день с малою утомленностию, от чего вода дошла до самого нашего жилища, и силою своею вырывая леса из корня; тут несло людей в избах, на всяких судах, и скот в хлевах и без оных, вынесенный со дворов потопила и от нашей мызы до Петербурга через 11 верст не оставила ни одной мызы без разбития барками, протчими судами и домами крестьянскими, нанесенными тою водою и ветряною силою, и не упоминая того, что в садах беседки, гульбища, галереи и тому подобное, равно оранжереи в прах избили, и какое же жалостное состояние поутру смотреть было. <...>
Обратимся на Петербург. И тут вода овладела своим резервом; все улицы потопило, во всех местах погреба и лавки с товарами, ибо только в Гостином Дворе каменные остались без повреждения; по всем улицам поехали вместо лошадей на шлюпках и на лодках; дворец окружен водою, площадь большая перед ним сделалась морем, также усмотрено было в 2-м часу пополуночи то и монархине доложено было, которая соизволила прийтить к окнам, приказала выбить стекла для усмотрения пресильного движения тех вод, и, коль скоро соизволила усмотреть везде ревущие воды, тотчас стала на колени, и призван был священник для служения службы.
Галиоты, барки и прочие суда с товарами и людьми обращало в воду, разбивало одно о другое. Около сих мест вода скота много пожирала, но меньше того, как на Васильевском острове, на Петербургской стороне. Там уверяют неисчислимую гибель; вода была против препорции в 9 саженей; на взморье острог опровергнуло, в нем было людей до 300 человек; в Гостином Дворе в лавках вода была вышиною в 1 сажень, в мучных лавках в 2 куля с половиною вышиною. В Большой Коломне и Малой Мещанской более 100 домов со всеми строениями и людьми разнесло».
Разрушенные стихией фонтаны и павильон «Грот» восстанавливать не стали, спустя некоторое время разобрали виадук через Фонтанку, так как надобность в воде Лиговского канала отпала. Нужно отметить, что власти города все это время не забывали о канале и планировали увеличить его использование для водоснабжения других частей столицы. В 1739 году появился проект прокладки новой городской магистрали, которую предполагалось устроить параллельно Загородному проспекту. К этой новой магистрали примыкал существовавший к этому времени военный городок - казармы Семеновского и Измайловского полков и большой плац для обучения солдат. Городок расширялся - там постоянно что-то строили. На плацу, в частности, предполагалось возвести деревянную церковь с двумя пределами на каменном фундаменте, кроме того, два фонтана, снабжение которых авторы проекта планировали организовать при помощи подземного деревянного водовода от Лиговского канала, расположенного сравнительно близко. Трубы для него изготовляли путем сверления в бревне отверстия диаметром чуть более 15 сантиметров. Спуск воды из фонтанов по плану осуществлялся в реку Фонтанку.
Пруд в Таврическом саду. Фото 2007 г.
Снабжение сада Таврического дворца, как уже отмечалось ранее, изначально связывалось с Лиговским каналом - водовод в этом направлении существовал с 1730-х годов. Но для Таврического сада вода Лиговского канала была избыточной, так как большого количества фонтанов там не предусматривалось, а те, что были построены, довольствовались имеющимся объемом. Таврический сад появился в конце XVIII века во время строительства дворца (17831789 гг.) - созданием парка занимался замечательный британский садовый мастер Уильям Гульд, приехавший в нашу страну примерно в 1774 году. Первые работы по устройству сада начались в 1783 году по составленному садовником плану и завершились в конце столетия. На месте небольшого прудика и речки Саморойки появилось два сравнительно больших пруда, соединенных протокой в одну систему, которые наполнялись по существующему водоводу из Лиговского канала. Большой пруд дополнили двумя искусственными островами, на одном из которых - большом, отсыпали высокий холм, с которого открывался великолепный вид на Санкт-Петербург, Таврический дворец и Неву. Подобные горки отсыпали также в нескольких уголках сада. Этот большой остров прославился тем, что стал местом показа модели одноарочного моста нижегородского механика и изобретателя Ивана Петровича Кулибина (1735-1818), который предполагалось построить уже в натуральную величину через Неву. Проект изобретателя, к сожалению, не имел продолжения. Нужно сказать, что Иван Петрович был занимательным человеком - весельчак, балагур, автор множества стихов, отец четырнадцати детей. Последний раз изобретатель женился в возрасте шестидесяти восьми лет, при этом его невесте едва исполнилось двадцать.
