„Ничего не поделаешь! Не едет...". Перед ногами - круча, и путь далек. Николаевский вокзал открывает Сибирскую дорогу. „Много всякого народа перебывало в Сибири", - от петровских раскольников до декабристов „и так далее". Упрям конь и ни под шпорами, ни под музыкой не танцует. На сем „чудище облом" царственно покоится огромная фигура, с благородным и грустным лицом, так далеким от мысли непременно кого-нибудь задергивать, куда-нибудь гнать. <...>
На розовой бонбоньерке! Черт знает что такое! Мне, спустя год или два, Дягилев передавал о Трубецком, что он измучен „переделками", которых требуют приближенные ко Двору люди, с таким весом, перед которым он должен был уступить. Не был доволен проектом покойный Великий Князь Владимир Александрович, - и детали были изменены. Гораздо лучше был постепенный подъем всадника до обрыва, перед которым он остановился. Это закругляло всю мысль, это в самом деле передавало „Россию" и „Царство" до 1904 и 1905 годов. И, конечно, все это было хорошо. как у Фальконета, только - в другом стиле, совершенно в другом!..
„Сапоги-то на Царе делало наше интендантство". Ну и что же, конечно, - не парижские сапоги, не сапожки; но Русь топтана именно такими сапогами, - сапожищами. И до чего нам родная, милая вся эта Русь, - и сапоги, и даже самое интендантство, где если не я подвизаюсь , то подвизался мой троюродный дедушка. Ну и что же, все мы - тут, все - не ангелы. И плутоваты, и умны, и лгунишки при случае, и на циничный анекдот мастера, и тоскующую песнь спеть -тоже мастера. Вильгельму II пусть воздвигают великолепный монумент, но монумент Трубецкого, - единственный в мире по всем подробностям, по всем частностям, - есть именно наш русский монумент.».
Скульптуру водрузили на постамент на площади в ноябре 1908 года, запечатав памятник дощатыми щитами. На постаменте красовалась надпись: «Императору Александру III державному основателю Великого Сибирского пути».
Торжественная церемония открытия состоялась на Знаменской площади 23 мая 1909 года, правда, скульптора не пригласили - Николай II с трудом принял его творение, и еще до официального открытия в столице поговаривали, что царь планировал убрать статую из Санкт-Петербурга и отправить ее в провинцию, а на площади поставить новый памятник своему отцу. На торжестве присутствовали император Николай II, императрица Александра Федоровна и высший свет Империи. Богослужение и освящение монумента провел митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Александр Васильевич Вадковский).
Памятник императору Александру III. Фото 2012 г.
В тот момент, когда памятник раскрыли, присутствовавший на церемонии художник Илья Ефимович Репин громко воскликнул (по воспоминаниям К. И. Чуковского): «Верно! Верно! Толстозадый солдафон! Тут он весь, тут все его царствование».
Скульптура П. Трубецкого вызвала неоднозначную реакцию и у искусствоведов. Так, памятник раскритиковал и известный специалист барон Николай Николаевич Врангель, но во многом совершенно необоснованно - скульптор очень точно выразил не только характер Александра III, но и его внутреннюю политику, и страну, раздавленную официозом квасного патриотизма и православия.
Довольно быстро появились отклики в виде стихотворений, часть из которых была в явно оскорбительной для умершего государя форме.
Конная статуя Александра III стала частью любопытного набора царских скульптур, мифологической петербургской группы «Три богатыря»: Петр I - Николай I - Александр III. Смысл этой тройки в год 300-летия Дома Романовых удачно выразил поэт Валерий Яковлевич Брюсов в стихотворении «Три кумира».
В этом мутном городе туманов,
В этой тусклой безрассветной мгле,
Где строенья, станом великанов
Разместились тесно по земле, —
Попирая, в гордости победной,
Ярость змея, сжатого дугой,
По граниту скачет Всадник Медный,
С царственно протянутой рукой;
А другой, с торжественным обличьем,
Строгое спокойствие храня,
Упоенный силой и величьем,
Правит скоком сдержанным коня;
Третий, на коне тяжелоступном,
В землю втиснувшем упор копыт,
В полусне, волненью недоступном,
Недвижимо, сжав узду, стоит.
Исступленно скачет Всадник Медный;
Непоспешно едет конь другой;
И сурово, с мощностью наследной,
Третий конник стынет над толпой, —
Три кумира в городе туманов,
Три владыки в безрассветной мгле,
Где строенья, станом великанов,
Разместились тесно по земле.
В феврале 1917 года Знаменская площадь с памятником императору Александру III в центре превратилась в площадь Восстания. В новом названии увековечены события субботы 25 февраля 1917 года.
На Знаменской площади в Февральские дни 1917 г. Худ. Р.Р. Ференц.
В сборнике свидетельств о 1917 г. «Падение царского режима» бывший командующий войсками Петроградского военного округа генерал Сергей Семенович Хабалов (1858-1924) сообщил следствию следующее: «25-го произошло нижеследующее: толпа на Невском была гораздо больше, чем в предшествующие дни, и с утра, как я докладывал, появились красные флаги с революционными надписями. На Знаменской площади, местный пристав Крылов, поднявший руку, чтобы отнять флаг и арестовать флагоносца, был убит».
Насильственную гибель пристава подтверждал и заместитель министра внутренних дел генерал-лейтенант Павел Григорьевич Курлов (1860-1923), но он утверждал, что Крылова зарубил шашкой казак, причем приказ отдал офицер, от которого пристав требовал рассеять толпу.
С ночи 24 февраля Знаменскую площадь блокировали казаки 1-го Донского полка, солдаты Павловского полка и запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка. Волынцев было больше всего. События развивались так. Из оцепления, неожиданно для полиции и военных выскочила девушка и побежала к памятнику Александру III. Около монумента она упала, сраженная пулей, которую выпустил один из офицеров Волынского полка. Это событие привело демонстрантов в ярость, и толпа прорвала оцепление и заполнила всю площадь. На площади толпились рабочие с разных столичных заводов, были здесь студенты, служащие, женщины и даже дети. Никаких противоправных действий демонстранты не предпринимали, многие из них пели песни, некоторые выкрикивали лозунги «Амнистия!», «Свободу!» и «Ура!».
