Приношу искреннюю благодарность Алекс Макклер, за ее неоценимые консультации, которые помогли мне лучше понять механизм федеральной системы правосудия.
Посвящается доктору Антону Погани, обладающему всеми нужными качествами: интуицией, терпением и легкой рукой.
Предлагаю продолжить кулинарные эксперименты.
Пролог
Он очень отчетливо видел этого человека: высокий, в темной одежде – одинокая, застывшая, почти зловещая фигура на фоне затянутого тучами серого неба. Незнакомец входил в огромное здание из гранита, уродливое и словно бы приплюснутое, пялившееся на улицу мириадами подслеповатых глаз-окон. И тут он внезапно оказался за спиной мужчины, стараясь держаться как можно ближе, чтобы не отстать. Человек шагнул в лифт, нажал кнопку девятнадцатого этажа. Но он упорно следовал за неизвестным, пока тот шагал по длинному коридору и привычным жестом открывал дверь в большой офис.
Улыбчивая секретарша поздоровалась с ним и весело засмеялась брошенной на ходу шутке.
Он молча наблюдал, как неизвестный поприветствовал строго одетых молодых людей, мужчину и женщину, очевидно, его подчиненных, а потом вошел в кабинет вместе с его владельцем и увидел американский флаг, массивный письменный стол с компьютером, встроенные книжные полки. Мужчина мимоходом включил компьютер, и преследователь сразу же очутился так близко, что мог бы коснуться человека и помочь ему надеть длинную черную мантию. Тихо щелкнули застежки. Мужчина открыл дверь и направился в смежный зал. Выражение лица стало серьезным, даже суровым; всякий намек на веселость мгновенно исчез. Послышался пронзительный звон, который сразу же оборвался, как только худая фигура в судейской мантии остановилась на пороге комнаты. И все окутала мертвая тишина.
Неожиданно и стены, и обстановка начали бешено кружиться; лица расплылись; тьма с каждой секундой сгущалась все сильнее. С шумом распахнулись гигантские входные двери, и в помещение ворвались трое, вооруженные автоматами, похожими на русские «АК-47».
Комната тотчас превратилась в ад: истерические крики умирающих, залитые кровью стены и пол. Лицо мужчины в мантии исказилось гримасой ужаса и бешенства.
Внезапно он перепрыгнул через барьер, отделявший его от остальных, так молниеносно, что полы мантии взвились в воздух. Поворот, удар ногой, чей-то громкий вопль…
Но он снова очутился за спиной этого человека, так мастерски владевшего приемами восточных единоборств, слышал его дыхание, чувствовал едва сдерживаемую ярость, безумное напряжение и злобную решимость и в который раз поразился своей способности так сопереживать происходящему.
Мужчина вдруг развернулся, оказавшись лицом к нему. Он смотрел на собственное отражение, не в силах отвести взгляда от глаз человека, только что совершившего убийство и вновь готового убивать. Ощущал, как лопаются пузырьки пены в уголках рта, как напряжены пружины мышц, сознавал, что выбрасывает руку, пытаясь схватить своего двойника за горло.
И дернулся, цепляясь за простыню, обвившуюся вокруг тела, словно свивальник мумии. На губах умирал задушенный крик. Мокрые от пота волосы липли к шее. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот взорвется.
Опять этот проклятый сон. Так больше невозможно.
Он просто не вынесет.
* * *
Час спустя он выскользнул из дома, не забыв запереть за собой дверь. И уже почти добрался до машины, когда из кустов выскочил очередной репортер, ослепив его фотовспышкой. Это было последней каплей.
Он схватил беднягу за грудки и принялся трясти.
– На сей раз ты зашел слишком далеко, гнусный ублюдок! – выплюнул он и, вырвав камеру, вытащил пленку и только потом отшвырнул наглеца. И снова шагнул к машине, небрежно бросив камеру все еще барахтавшемуся на земле фотографу.
– Вы не смеете!
– Еще как смею! Немедленно убирайся с моей земли!
Репортер с трудом поднялся, прижимая к груди камеру.
– Я подам иск! Публика имеет право знать!
У него чесались руки измочалить мерзавца до полусмерти. Приходилось, разумеется, сдерживаться, хотя его прямо-таки трясло от желания наброситься на жалкого папарацци. Тараканы! Чертовы тараканы, так и лезут в каждую щель!
Именно в эту минуту он осознал, что должен уехать.
Иначе все это будет продолжаться, пока у него крыша не поедет. И тогда он точно прикончит одного из этих пидоров. Или действительно рехнется.
Глава 1
Скалистые горы
Весна
Он стоял на краю провала, обрывавшегося на двести футов, перед тем как плавно, почти незаметно смениться острыми зубьями скал, перемежавшихся уступами, поросшими деревьями и полевыми цветами. Стоял и жадно втягивал разреженный воздух, такой холодный и свежий, что обожженные легкие горели. Правда, куда меньше, чем вчера. Не пройдет и недели, как он привыкнет и перестанет обращать на это внимание. Только накануне он сообразил, что за весь день ни разу не вспомнил о телефоне, телевизоре, радио, факсах и прочих атрибутах цивилизации. А главное, не слышал голосов, доносившихся со всех сторон, не видел людей, хватавших его за руки, выкрикивавших вопросы, пытавшихся чего-то добиться. И, слава Всевышнему, никаких слепяще-белых огней фотовспышек. Наконец-то неимоверное напряжение, в котором он жил все это время, немного отпустило, и со временем, возможно, удастся забыть все, что случилось.
Он чуть прищурился и посмотрел вдаль на суровые мрачные горы, уходившие за горизонт подобно истертым неровным зубьям с черневшими между ними прогалами. Мистер Гудж, владелец автозаправки в Дилинджере, рассказал, что местные жители, в основном потомки переселенцев, называли эту местность Ференджи-Рейндж. Самый высокий пик достигал двенадцати тысяч футов и напоминал формой раздувшийся фаллос, немного наклоненный к югу. Ну уж нет, он не собирается взбираться на подобное неприличие.
Недаром жители Дилинджера изгалялись на все лады, утверждая, что, когда летом начинает сходить снег, на гору невозможно смотреть без смеха.
Он снова, уже в который раз, остро ощутил безмерное одиночество. Никого и ничего, кроме густых зарослей березы, ели, осины и бесчисленных сосенок.
По-видимому, лесозаготовительные компании еще не добрались до этих мест. Но более высокие вершины были абсолютно лишены растительности: ни цветов, ни деревьев, ни кустика, только снег, лед и мокрые камни. Суровая дикая красота, не оскверненная людьми.
Внизу, в дальнем конце долины, раскинулся крошечный заштатный городишко Дилинджер, где то ли живут, то ли прозябают сто пятьдесят три обитателя. На исходе восьмидесятых годов прошлого столетия серебряная лихорадка превратила этот поселок в бурливший страстями старательский лагерь. Более тридцати тысяч человек – старателей, проституток, торговцев, мошенников слетелись сюда, чтобы поймать удачу. За порядком следил выбранный шериф. Иногда забредал и странствующий проповедник, чтобы окрестить родившихся и обвенчать те пары, что набрались храбрости создать семью.
